Фата-Моргана 3 (фантастические рассказы и повести)

Ле Гуин Урсула Кребер

Он оставил позади одни из семи врат, которые под жестокими лучами местного солнца казались какой-то причудливой редкой раковиной. Обходя город, он рассматривал своеобразные, блестящие, как мишура, стены и считал врата, в существовании которых скрывалась совершенно определенная, но непонятная ему символика. В нем зашевелилось что-то, чего он давно не испытывал, находясь в других мирах, в космосе, и, как ему казалось, утратил, наблюдая робкое свечение лампочек бортовых приборов и вспыхивающие цифры на множестве экранов.

Ему

казалось, что он снова делает первые шаги по мостовой земного города, города, в котором он родился и который постепенно вспоминался ему. Он представил себе, как открывает дверь старого дома, в котором когда-то прошло его детство, и к этому примешались любопытство, удивление и нахлынувшие воспоминания.

Эта часть города была почти не населена. Гладкие фасады сверкали. Он подумывал о могучих, массивных строениях, которые он видел на других планетах. Здесь здания были так хрупки, что даже неосторожный взгляд наблюдателя, казалось, мог сокрушить их.

Его занимал еще один вопрос, который не давал ему покоя на всем пути через пустыню. Гуманоиды ли существа, живущие на Планете с Семью Масками? Сообщения об этом были недостаточными, неполными, в общем, они были неудовлетворительными. Определения и цифры, которые приводились, — только оболочка, она ничего не говорила о сути.

Жители планеты, следуя странной традиции, постоянно носили маски. Поэтому считалось, что жизнь их — вечный маскарад, праздник без конца. Может быть, это было образом жизни, формой существования, возведением непреодолимого барьера между внутренним и внешним, или, может быть, это была отпугивающая усмешка, выражающая недосягаемость совершенства.

Семь масок, семь врат и семь лун на себе, а также семь гласных древнего языка, которые своим звучанием указывали путь в коварном лабиринте бессмертных слов. Семь масок, символы семи голубых чувств, которые ложились на застывшие черты потерянных лиц. Своя маска у каждых врат, свои врата у каждой луны. И, вероятно, своя луна соответствует каждому гласному звуку. Язык, звуки которого были воплощены в архитектуре, в стенах находящегося в центре пустыни города, древний язык, который, может быть, древнее всех других языков.

От треугольного строения отделилась тень и приблизилась к нему, Фигура напоминала человека, закутанного в перекинутую через плечо накидку. Маска пурпурным пятном выделялась на черном фоне. Глубоким голосом существо заговорило на древнем языке Галактики, происхождение которого было неизвестно, на языке, который знали все народы, даже те, у представителей которых не было зубов и губ.

— Откуда вы прибыли? — вежливо спросила тень.

— Я прибыл с Земли, — ответил Стелло.

— Я понимаю, Вы прошли через жемчужные врата.

Пестрая накидка призрачно затрепетала, когда порыв ветра коснулся ее. Стелло подошел поближе, так он лучше мог разглядеть черты ярко-алой маски. Голубой

камень, как глаз, сверкал на гладком металлическом лице. Там, где должны были быть губы, он увидел странный орнамент, изображающий невообразимо большие, насмешливо и одновременно задорно изогнутые губы, которые не хотели выдавать смысловую информацию.

— Я понимаю, — повторила тень. — Вы носите бледную маску. Вы прошли через жемчужные врата. С Земли, сказали вы?

Стелло занервничал. Он решил пройти через эти врата просто потому, что они были пустыми. Он хотел обойти шушукающихся друг с другом существ, которые стояли около других врат. Жемчужные врата, единственные из семи врат, были свободными.

— Я не ношу маски, — подчеркнул Стелло.

Пурпурная маска присвистнула сквозь свои мертвые губы.

— Ах так, — сказала она. Ее мягкий голос напоминал шорох отполированной песком гальки и холодное дыхание кристаллов огромного высохшего моря. Даже слова древнего языка были как камни, истершиеся от употребления множеством народов за тысячелетия, и выражали разнообразнейшие чувства, от вспыльчивости ревнивой любви до полного умиротворения глубокой старости.

Развевающаяся тень ждала. Стелло спросил себя, что она хочет от него. Может быть, она недовольна славой своего мира, достигшей Земли? Может быть, она считает его преступником? Может быть, вход через перламутровые врата сюда запрещен?

— Конечно, вы уже знаете, куда вам идти, — сказала маска, повернувшись к центру города. — Разумеется, у вас здесь есть друг, чужеземец?

— Я проделал долгий путь, — сказал Стелло, постепенно теряя самообладание. — Я голоден, хочу пить и, кроме того, я устал. Я принес с собой несколько предметов, которые ценятся в моей стране. Могу я их здесь продать?

Голубой камень переливался в свете одного из мерцающих фонарей. Стелло казалось, что по отлитым из металла губам скользнула усмешка.

— Я слышал о ваших обычаях, — сказала пурпурная маска, — но здесь они не приняты. Здесь вам не нужны деньги. Вы здесь в Городе Семи Врат, не забывайте об этом, чужеземец. Вашу просьбу выражает луна, врата и маска. Вы получите здесь то, что хотели найти.

— Вы можете провести меня через город? — спросил Стелло. — Мне нужен приют, — звуки древнего языка медленно срывались с его губ.

Бесчисленные переливающиеся накидки заметно поблекли, блеск голубого камня в центре металлической маски угас.

— Разве вы не заметили блеск моей маски? — спросила тень размеренным голосом, в котором Стелло уловил нотки печали.

— Прошу прощения, — не понял Стелло.

— Пожалуйста, — сказала тень. — Здесь вы можете каждого попросить провести вас через город. Я сожалею, что ничего не могу для вас сделать, потому что я ношу пурпурную маску.

Накидка перестала развеваться, ее краски снова стали яркими.