Фата-Моргана 6 (Фантастические рассказы и повести)

Ле Гуин Урсула Кребер

— Не торопись с ужином, — ответил профессор, не поворачивая головы. — Я не думаю, что мы покончим с этим до восьми.

Профессор заложил руки за спину и стал медленно раскачиваться с пятки на носок, продолжая смотреть на улицу. Это была его любимая поза, и жена никогда не могла понять, то ли это означало глубокое раздумье, то ли просто сны наяву. Теперь она с тревогой понимала, что он полностью погрузился в свои мысли. Она сняла шляпку.

— Я думаю, ты и вправду мог назвать это «интервью», — с неловкостью проговорила она. — Я хочу сказать, ты ведь действительно говорил с этим,

верно?

— Да, мы говорили, — кивнул он. — Во всяком случае, некоторые.

— Представить себе беседу с чем-нибудь таким! Она действительно из другого мира, Клайв? — Она нервно засмеялась, глядя ему в затылок испуганными глазами. — Ты, конечно, не нарушал правила безопасности? Ты можешь что-нибудь рассказать об этом…

Профессор пожал плечами и повернулся.

— Все это будет в последних новостях в шесть часов. Через десять минут. Где бы ни был на земле радиоприемник или телевизор, все услышат о том, что мы обнаружили. Возможно, узнают не все, но почти все.

— О-о-о? — удивленно протянула она слабым голосом. Некоторое время она молча смотрела на него, и глаза ее стали еще испуганнее: — Зачем было это делать?

— Н-да, — произнес профессор, — пожалуй, это необходимо сделать. Это лучше всего. Само собой, возможна паника…

Он вновь повернулся к окну и пристально посмотрел на улицу, как будто там было что-то, заслуживающее его внимания. Он казался погруженным в свои мысли. Но потом ей пришло в голову более подходящее: «смиренный».

— Квойт, — спросила она уже совсем испуганно. — Что случилось?

Профессор уставился на нее отсутствующим взором, потом подошел к радиоприемнику, фоновой шум начал ослабевать, когда он неторопливо настраивал приемник. Но диапазон шумов не особенно менялся.

— Думаю, они чистят сеть, — отметил он.

Фраза повторилась в сознании его жены, сначала без всякого смысла.

Но потом смысл дошел до нее, стал расти, разбухать, пока она не почувствовала, что ее голова разрывается. Они очищают эфир. По всему миру в этот вечер очищают эфир. До той минуты, пока в шесть не начнутся последние известия.

— Что касается случившегося, — услышала она голос мужа, то это трудно понять и объяснить. Даже теперь. Это потрясает… — он перебил себя. — Ты помнишь Милта Колдвелла, дорогая?

— Милта Колдвелла? — Она порылась в памяти. — Не помню, призналась она, качая головой.

— Достаточно известный антрополог, — с легким, упреком сообщил ей профессор. — Милт погиб года два назад где-то в центре австралийских пустынь. Только вот нам сказали, что он не погиб. Они забрали его…

— Они? — переспросила его жена. — Ты хочешь сказать, их больше одного?

— Да, их должно быть больше, ведь верно? — рассудительно сказал он. — Во всяком случае, это объясняет, как они выучили английский. Это гораздо логичнее, — добавил он, — когда так говорится. Без семи шесть…

— Что? — переспросила она.

— Без семи шесть, — повторил профессор. — Сядь, родная. Я думаю, что смогу за семь минут в общих чертах рассказать, что случилось.

Пришелец из другого мира сидел в клетке, его большие серые руки слабо сжимали решетку. Эта поза и жест, который профессор отметил

минуты через две после того, как вошел в комнату вместе с другими людьми, чем-то напоминал массивную обезьяну. На основании первого описания репортеры окрестили существо «Жабой с Марса» — отвислые формы и свисающая, покрытая наростами шкура подсказывала такую идентификацию, однако круглая ороговевшая голова вполне могла бы принадлежать ящерице.

С зоологической точки зрения это был совершенно новый вид, и профессор мысленно отметил несоответствие его физических деталей. Правда, нечто подобное могло бы эволюционировать на Земле, будь Земля предназначена для дальнейшего развития крупных амфибий в каменноугольный период.

Существо владело человеческой речью, хотя это и казалось им немыслимым.

Оно заговорило, как только они вошли.

— Что вы хотите знать? — спросило оно.

Ороговевшие, зубастые челюсти задвигались, и сразу стал виден широкий желтый язык. Голос у существа был хриплым и каким-то ненастоящим.

Хотя люди знали, что существо умеет говорить, они несколько секунд пребывали в состоянии шока. Потом, после некоторого колебания, стали задавать вопросы.

Наблюдая за ними, профессор держался в глубине комнаты. Какое-то время вопросы и ответы, которые он выслушивал, казалось, не несли никакого смысла. Внезапно он понял, что его сознание было затуманено тяжелым и холодным физическим ужасом из-за присутствия этого гнусного существа. Он сказал себе, что страх в такой ситуации не был совсем уже иррациональным чувством, и осознание этого, казалось, несколько проясняет ситуацию.

Но все же картина оставалась какой-то нереальной, как плохо освещенная сцена, на которой лишь чудовище в блестящей стальной клетке виделось ясно и четко, в то время как люди, без устали бегавшие на заднем плане, были поглощены тьмой.

— Не позволю! — сказал он себе, недовольный, что испытывает страх. — Я здесь для того, чтобы наблюдать и делать выводы. Меня избрали как человека, который может действовать разумно.

Профессор отвернулся от клетки и от того, что в ней находилось, и посмотрел на людей, которым его только что представили. Молодой настороженный майор разведки, участвовавший в расследовании, генерал с сонными глазами, хорошенькая женщина-капитан, занимающаяся стенографированием, — майор представил ее как свою невесту. Ученые по большей части напоминали энергичных деловых руководителей, а два представителя правительства казались маститыми профессорами.

Профессор заулыбался. Люди были реальны. Реальный нечеловеческий мир. Он вновь обратил внимание на чудовище.

— Почему же я должен возражать? — в странном голосе слышался оттенок насмешки. — Вы поймали меня, как дикое животное! Вы даже не сказали, какие средства использовали против меня. Возможно, вы злоупотребили ими, а?

Существо, поворачивая голову, смотрело на них блестящими черными глазами, и его рот, казалось, ухмылялся. Улыбка казалась бессмысленной. Собственно, это была не ухмылка, просто так складывались безгубые челюсти чудовища, когда рот был закрыт. Однако это создавало выражение удовлетворенной злобы, которую профессор чувствовал и в голосе, и в словах. Но голос абсолютно не подходил к этому грубому животному.