Фата-Моргана 9 (Фантастические рассказы и повести)

Желязны Роджер Джозеф

— Поэтому вы решили обратиться в информационное агентство «Таймс»?

— Гордон, у граждан есть право быть информированными, и долг газеты заключается в том, чтобы обеспечивать их информацией. Люди «Таймс» редкие жопы! Они посоветовали нам проспаться и заверили, что, когда мы проснемся, нас не будут интересовать ни костяшки, ни суставы. Такими разговорами обычно прикрывают всю неосведомленность.

— И тогда ты позвонил мне?

— Я?

— Лучше вспомни, пока я не пустил твои хрящи и костяшки на ливерную колбасу, — наверное, правильнее было сказать «на суставную колбасу», но мне было не до анатомических нюансов. — Теперь думай.

— Давай попробуем.

Гм-м… Не стращай меня моими костяшками, Гордон, мне это обидно. Тогда произошло еще что-то. Смотри-ка, кажется, начинаю припоминать. Я перепугался до смерти. Меня аж в пот бросило. Кто-то произнес «Gnotli scaaton». Я сказал, что это что-то греческое, кто-то подтвердил, что основой мудрости греческих философов было это самое «Познай себя», а если вы не знаете даже, откуда берется звук при щелканьи пальцами, то о каком познании себя может идти речь. Дальше кто-то сказал, что если ни врачи, ни газетчики не могут нам помочь, и если философы пытаются познать себя, давайте позовем философа. Еще кто-то сказал, что вот Сартр, он философ, но ведь ни строчки не написал о костяшках. Другой заметил, что Сартр — не критерий, экзистенциалисты занимаются отстраненностью, поэтому, естественно, его больше интересовали переломы, а не суставы. Кто-то вспомнил, что в «Yellow Pages» [31] даже под редакцией «Thyselfheln» [32] отсутствует список философов. Да, точно так оно и было. Ага, верно. Я сказал, что знаю одного философа. Он старше нас и думает обо всем, вникает во все, что касается человека, и довольно глубоко. Кому-то пришло в голову позвонить, и, мне думается, именно тогда я тебе и звонил. Но теперь это не так важно. Теперь, на мой взгляд, это может подождать. Важно, что ты уже не размахиваешь кулаками, и я могу отправиться спать, пока у меня сердце не схватило.

31

Yellow Pages — досл. «Желтые страницы». Издание типа «Кто есть кто».

32

Thyselfheln — доп. вариант издания «Справочник».

— Подожди. Уж коли тебе так это интересно, то все дело в синовиальной жидкости.

— Что, Гордон? Синовиа? Гитарист, «Фламенко»? А что с ним?

— Это Сеговиа, а не Синовиа. Кроме того, речь идет о жидкостях, а не о музыкантах. Хруст имеет отношение к синовиальной жидкости.

— Гордон, я не собираюсь торчать у телефона часами и обсуждать какие-то жидкости вплоть до коронарных. Господи! Если я говорю о костях, то нечего переводить разговор на жидкости. Прошу тебя. Я должен поспать, а то скоро начну синеть.

— Вчера ночью вы ударились в панику. Паника может повториться. Лучше бы ты меня выслушал. Синовиальная жидкость бесцветная вязкая смазывающая субстанция. В ней содержится слизистое вещество. Жидкость отделена от всего остального синовиальными мембранами, суставными сумками, оболочками сухожилий. Их функция в предотвращении выброса жидкости из зазоров при работе суставов. Эта жидкость находится не только в суставах пальцев, но и в коленях, локтях, бедрах и так далее.

— Гордон, ради бога, какое имеет отношение эта жидкость или ей подобное к хрусту, о котором я говорил?

— Этого я не знаю, Квентин.

— Ну вот!

— Под таким углом я этот вопрос еще не рассматривал, так как думал о другом. Я говорил только о том, что если ты всерьез относишься к высказыванию

«Познай себя», то должен знать о существовании такой жидкости в своем теле. Эта самая сокровенная твоя смазка, основа основ.

— Ты грязный, испорченный, ничтожный, вонючий…

Если принять во внимание, что мы теперь квиты, а также мое самонадеянное объяснение работы суставов, свидетельствующее, кстати, о том, что я сам о себе знаю слишком мало, ибо даже и не подозревал, что располагаю подобной информацией, если все это принять во внимание, то казалось логичным закончить разговор.

Я знал Квентина в его лучшую пору, как принято говорить, но я бы так не сказал, потому что та пора, когда вы имеете дело с Квентином, независимо, на какие месяцы оно приходится, лучшей отнюдь не является.

Остерегайтесь доброжелателей. Зачастую это люди, которые делают любое добро себе, злоупотребляя вашей любезностью, а расплачиваются с вами уже после вашей смерти, перечисляя на ваше имя кучу денег. Я думал, что именно такие доброжелатели после двадцати лет моей писательской деятельности предложили заняться обучением писательству молодежи. Все считали, что я должен контактировать с новым наэлектризованным поколением. И никого не интересовало, что это нарушает мою личную неприкосновенность.

И я послушал их. Когда мне предложили читать лекции по литературному творчеству в Сантана Стэйт, недалеко от Лос-Анджелеса, согласился. Но получилось, что я читал свои лекции по литературному творчеству с нуля, а не просто по творчеству. Некоторые студенты изучали курс ради развлечения так же, как могли бы заниматься гимнастикой, народными танцами или плаванием. Другие много сил тратили на тщательнейшую проработку произведений Джойса, Хэмингуэя, Кафки, Денли, Томаса Дилана, не говоря уже об О’Генри и Альберте Пейсон Терне.

Квентин приехал в Сантану из Нью-Йорка после того, как его исключили из четырех восточных университетов. В одних случаях за соблазнение девушек, в других — за попытку изготовить ЛСД в учебных химических лабораториях. И был исключением из остальных слушателей курса. Его не интересовало сочинение для развлечения, единственное, что его интересовало, это сочинение с целью получения денег. Он не собирался заниматься подражанием мастерам прозы. Его вообще проза не занимала. Он начал приносить мне, и много, текстов для рок-музыки.

Квентин дружил с музыкантами, играющими психоделический рок, и сочинял тексты для одной из групп. Если тексты получались, то ему платили. Две его песни уже были записаны на пластинку, но сенсации не произошло. Он объяснил это тем, что придерживается моей методики сочинения текстов для рок-музыки. Обвинил меня в том, что я преднамеренно углубляю пропасть между поколениями. Я в свою очередь заявил, что даже если «рок-стихи» и не противоречивы в плане изложения, я не признаю упорядоченный лиризм, особенно сопровождаемый электронной музыкой.

Квентин решил, что я философ космических масштабов, так называемый авторитет, а сталр быть, и самый подходящий советчик по части «рок-лирики».

Лирика — это слово, не так ли?

А я в этой области специалист, так?

И что из этого следует? Почему бы мне было не помочь ему усовершенствоваться с тем, чтобы он мог увеличить доходы, несмотря на свою посредственность и всякие разные налоги.

Чтобы продемонстрировать всю грандиозность проблемы, которую он воздвиг передо мной и литературой, не говоря об английском языке вообще, я приведу одно из его творений. Оно называется «После того, как ты сложишь в мешок все свои невзгоды, не посылай это старье» — и звучит следующим образом: