Fatal error: вне игры

Скай N

Есть у неё одна сугубо личная проблема, — она не может выполнять этот элемент в правом шпагате, что для многих правшей создает значительные неудобства. То есть, вперед Кире приходится выносить левую ногу. Сказываются последствия давней травмы бедра, с которыми до сих пор до конца и не справилась. Будь связки в порядке, она бы, возможно, сумела пролететь гораздо дальше. Но даже то, что в её силах, уже немало.

Всё — пошёл отрыв. Краткий миг полета, после чего подходит время самого главного этапа. В зале, к сожалению, невозможно отключить гравитацию, она с непреодолимой силой заставляет тело снижаться. Кира умеет и двигаться и мыслить молниеносно, поэтому уже просчитала, что усталость и спонтанное исполнение взяли своё, снижение происходит быстрее обычного. Удар всем телом на такой скорости о торец бревна ни к чему

хорошему не приведёт, но его не будет, она понимает, что левая нога, пусть и еле-еле, но дотянется до опоры.

А вот правая уже никак не успевает, и с этим нужно что-то делать. Ширина бревна невелика, можно слегка пожертвовать идеальным положением центра тяжести и успеть чуть отставить голень в сторону, пропустить сбоку и даже при этом не свалиться. Ну да, левая, естественно, заметно скривится в колене, исполнение получится не чистым, не очень-то техничным, но это всё же несравнимо лучше, чем позорно завалиться на глазах у тренера.

Есть, левая ступня ощутила под собой опору, мышцы напряглись, отводя правую ногу в сторону и с силой пытаясь вытащить её из гравитационного колодца, в который она успела опасно провалиться. У Киры почти получилось, но увы, всего лишь почти, — она задела край бревна. Он закругленный, без острых углов и покрыт эластичным материалом, но большой палец чиркнул по нему с такой силой, что, ей показалось, хлесткий звук травмирующего касания должны были расслышать даже за пределами зала.

Попробуйте со все дури пнуть футбольный мяч. А теперь уберите его, разуйтесь, и с такой же силой врежьте по краю письменного стола с таким расчетом, чтобы задеть его лишь ногтем большого пальца.

Нет, лучше не пробуйте. Даже не пытайтесь попробовать. Поверьте на слово, это больно. Это до такой степени больно, что вы свалитесь на пол и возможно, будете при этом кричать и проливать горькие слёзы.

Но Кира, не издав и писка и не потеряв равновесия, плавно погасила инерцию разгона и даже не забыла при этом победно улыбнуться, вместо того, чтобы заорать, или хотя бы заскрипеть зубами. Остановка, мимолетный взгляд вниз. Крови не видно, это уже радует. А боль… Ну а что такое боль? Боль можно стерпеть. Главное, никому не показывать, насколько здорово тебе сейчас досталось.

Нет даже сил проверить ноготь, вдруг сломался. И сил позаботиться о тугой повязке тоже нет. Состояние ступней до такой степени плачевное, что их можно перематывать полностью. Бег по парку довёл ноги до ручки, такая вот игра слов получилась.

Тренер стоял в двух шагах от первого бревна и всем своим видом изображал человека, только что пораженного разрядом молнии с чистого неба. Поразительно, как сильно он похож на настоящего тренера. На человека, которого Кира ненавидела и презирала, уважала и почти любила. Такая вот противоречивая эволюция чувств за каких-то четыре с половиной года.

Да у него даже уголок рта начал подергиваться. Так он подергивался у тренера только лишь в моменты сильнейшего волнения, очень характерный знакомый признак. Невозможно поверить, что это лишь бледная копия с реального человека. Нет, не может такого быть.

Однако, всё так и есть. Это действительно копия. Настоящий тренер знает, кто такая Кира, и он никогда её не забудет. Даже если состарится и заработает болезнь Альцгеймера, последнее, что сохранится в его необратимо разрушаемом мозгу — имя той, кого, вначале, вообще не считал за человека, а в конце назвал лучшей.

Сонливость взяла своё, и волна безразличия накрыла Кира с головой, закрутив с непреодолимой силой, угрожая выбросить на острые скалы, если прямо сейчас что-то не предпринять. Прислонившись ко второму бревну, девушка, без выражения, монотонно, будто бубня зазубренный скучный текст, проговорила:

— В первые месяцы войны многие боялись. Вы тоже испугались и уехали. Но вы слишком сложный человек, вы нигде не смогли прижиться и скоро вернулись. А потом к вам пришла я. Со стриженной головой, с повязкой на половину лица… и с перемотанной ногой. Я попросила вас позволить мне заниматься. Я даже справку от врачей принесла. Поддельная, конечно, но выглядела не хуже настоящей. Но вы не позволили, ведь вам не нужны калеки. От калек нет пользы и за них нужно отвечать, а это риск. Для полной наполняемости зала удобнее добирать бесперспективных, но здоровых, с ними нет таких проблем. Мне повезло, здесь остались хорошие

люди, которые позволяли заниматься. Я приходила только ранним утром и поздним вечером, когда вы не могли меня увидеть. В основном, конечно, дома занималась, но и здесь бывала часто. Вначале, я восстановила ногу, потом, постепенно, вернула всё остальное. Некоторое вернуть не получалось, не могла справиться с проблемами в технике, меня ведь никто не учил. Так продолжалось полтора года, а потом я пришла сюда днем и сделала то же самое, что сделала сейчас. На ваших глазах сделала. После этого я приходила сюда только днём, а через два года вы назвали меня своей лучшей ученицей. Успехи у меня, не очень, но вы знали, чего мне это стоило, вы видели, как я старалась. Не знаю зачем, но старалась… Я не понимаю, что сделали с вашей памятью, но я не верю, что из неё убрали все воспоминания обо мне. Антон Николаевич, если так и есть, если памяти не осталось, вы должны стать другим, совсем другим, потерявшим часть себя, очень важную часть, а ведь я вижу того же человека. Вы должны меня помнить. А если нет, вы только что видели, на что я способна. Такие, как я, с неба не падают, вы не можете не знать про такую спортсменку, этот город не такой уж и большой. Сейчас я посплю. Немножко. Вон на том стуле подремлю. Я так часто делаю. А вы, пожалуйста, встаньте у окна и последите за входом. Если увидите, что сюда идёт человек в чёрном пальто, сразу меня разбудите. Ещё у него будет чёрная шляпа. Хорошо? Просто разбудите. Или убейте. Мне уже всё равно. Мне просто нужно поспать. Очень нужно.

Время жизни 03.29

Сны, которые она никогда не помнит

Крыша была большой. Нет, даже, не большой, а огромной. Чёрная гудроновая поверхность площадью куда круче, чем поле для дворового футбола, но не дотягивающая до размеров полноценного стадиона. С трёх сторон по её краю поднимались невысокие широкие бортики, но с четвёртой ничто не мешало сделать шаг, после которого последует падение.

Кира замерла на краю крыши: пятки на гудроне, носки свешиваются, тело пребывает в состоянии неустойчивого равновесия. Стоит чуть-чуть сместить вперёд центр тяжести и всё, она полетит на растрескавшийся асфальт парковки, протянувшейся от будки вахтёра до самой стены. Здание устроено сложно, при этом, в нём всего лишь четыре этажа. Стоит учесть, что это не жилой дом, это специализированный промышленный объект, здесь на разнице между полом и потолком, мягко говоря, не экономили, так что, полетать придётся прилично.

Зданий на территории комбината, вообще-то, два. Они, сходясь углами, почти соединяются воедино, между ними остаются всего-то несколько метров зазора. Именно к этому промежутку выходит лишенная бортика сторона крыши.

Кире здесь нравится, это место её одновременно завораживает и ужасает. Ничего удивительного, если вспомнить всю глубину отчаяния обстоятельств, при которых она оказалась здесь впервые.

В тот злосчастный день Кира впервые узнала, что ей никогда не стать полноценным человеком. Увы, но такие повреждения невозможно вылечить, она обречена хромать до конца своих дней.

Это оказалась та самая соломинка, которой не хватало спине верблюда для перелома. Кира, выслушав врачебный вердикт, сумела удержать себя в руках, сделав вид, что ничего другого не ожидала. Но после того, как избавилась от присмотра, тотчас забралась сюда, замерла на краю и простояла так очень долго. Настолько долго, что комок кое-как сшитых сухожилий в левом бедре начал напоминать о себе острой болью, требуя дать ноге отдых.

Жизнелюбия всё же хватило, чтобы не сделать последний шаг. Ну и без традиционной смеси упорства с упрямством, естественно, не обошлось.

Тогда Кира пообещала себе, что когда-нибудь сюда вернётся и сделает это. Нет не камнем вниз полетит, а выверено, эффектно, красиво, строго вперёд, через все метры пропасти. Она перешагнёт через этот барьер и пойдёт дальше, не оглядываясь. Пусть врачи поражаются очередному случаю чудесного излечение или полностью проигнорируют необычное восстановление, ей безразлична их реакция, она должна доказать себе, а не им.

Упорство, иногда, лечит получше самых именитых докторов. Тут главное — не лениться много работать над собой. Настолько много, что это может заметно отразиться на психике. Человек становится одержим труднодоступной целью, всё прочее кажется ему маловажным, или даже бессмысленным.