Фаворит
Шрифт:
— Чего же так?
— Хочу новый строить. В один этаж, но такой, чтобы казался он всем торжественным и великим… Пойдем выпьем!
За столом, кафтаны распахнув и манжеты кружевные отцепив, чтобы не запачкать, друзья помянули вином быстролетную юность. А в соседней комнате пировал Чемберлен, владелец ситценабивной фабрики, на которой с утра до ночи горбатились русские люди поденщики. Булгаков заговорил об Англии как о всеядной и прожорливой гидре. Сказал при этом:
— Видишь, и к нам забрались…
Булгаков верил, что англичане прошмыгнут в Черное море
— Не ври, Яшка! У нас-то все наше, у них все чужое. Англичане твердят, будто время — деньги. А мы, сиволапые, испокон веку живем верой в то, что жизнь — копейка…
Булгаков желал бы занять пост посла в Лондоне.
— Тебе лучше вернуться на Босфор, — сказал Потемкин.
— Правда ли, что приезжает император Иосиф?
— Но под именем «графа Фалькенштейна». Матушка встретит его в Могилеве, но об этом громко пока не говорят…
Потемкина позвала к себе Екатерина, притихшая и жалкая. Было видно, что она стыдится своего распутства.
— Куда, богатырь, ехать от меня вознамерился?
— Пора бы уж мне Новую Россию своими глазами оглядеть. Булгакова с собою возьму — он мне надобен…
— Сейчас ты не оставляй меня одну: нам надо «графа Фалькенштейна» встречать… А что скажешь о Саше Ланском?
Потемкин к ее бабьим судорогам уже притерпелся:
— Кавалергард скромен! Это уже хорошо…
6. ВООРУЖЕННЫЙ НЕЙТРАЛИТЕТ
До приезда Иосифа II русский Кабинет подготовил важное политическое решение, которое отразилось и на будущих поколениях, имея ценное значение и в наши тревожные дни. В международном праве возникло новое понятие — вооруженный нейтралитет, объединявший нейтральные страны для отпора любой агрессии… «Екатерина, — писал Фридрих Энгельс, — впервые сформулировала от своего имени и от имени своих союзников принцип вооруженного нейтралитета (1780 г.) — требование ограничения прав, на которые претендовала Англия для своих военных судов в открытом море. Это требование стало с тех пор постоянной целью русской политики…» И нигде не проявилось столь выпукло и страстно все то, что французы образно называли «театральным гением Екатерины». Отлично играя роль «матушки» внутри государства, она и на международной арене умела возвышать свой голос до подлинно трагического пафоса! Да, великая актриса, великая…
— Весь мир сошел с ума, и в этом мире я главная сумасшедшая. Война со Штатами не скоро кончится, Франция с Испанией не уступят Англии, а мачты кораблей Георга торчат из моих печенок, — сказала она Потемкину.
Разговор начался в пустынной «бриллиантовой» зале, где хранились ее самодержавные регалии, укрытые в стеклянных витринах, как в хорошем магазине. Женщина прошлась
— Как ты думаешь, — спросила она и, собрав веер, трижды ударила им по своей ладони, — после моего тешенского триумфа в Германии вправе ли я терпеть злодейства английские?..
Коммерческий флот России выплывал на дальние коммуникации, он торговал у черта на куличках зерном и мехами, слюдой и досками, пенькой и патокой, ревенем и маслом. Но каперы англичан стерегли купцов у Нордкапа, на выходах из Каттегата, они брали суда на абордаж, уводили в свои порты, а потом, пожирая украинский хлеб с башкирским медом, доказывали русскому послу, что хлеб с медом тоже стратегические товары, могущие усилить сопротивление их противников.
— Где наши эскадры? — спросил Потемкин.
— Крейсируют в море Северном, у островов Канарских и на широте Лиссабона. Я указала им огнем пушечным поддерживать коммерцию от уничтожения. Но ядрами можно наказывать, а ради укрепления авторитета нужна… бумага!
Она ознакомила его с декларацией ко всем нейтральным державам, чтобы в столицах мира сведали: не ради разбоя она шлет в море крейсера, а дабы торговлю обезопасить. И по пунктам излагала, как судоходству быть под защитой оружия:
— На корабле нейтральном и груз нейтрален!
— Гарриса хватит удар, — отвечал ей Потемкин.
— А политика — не больница: кто слаб, того из дипломатии пятками вперед вытаскивают. Но добрых отношений с Гаррисом не порывай. Давай поводим короля Георга за нос. Ты вроде бы из ненависти к Панину готов все для англичан исполнить, а за меня не тревожься… Репутация у меня скандальная, лишний ералаш в Европе для меня — как лишняя мушка для украшения лица! Но помни: с англичанами дела вести нелегко. Ты с ними о политике, а у них в голове коммерции, заводишь речь о торговле — они думают о политике…
Гаррис при свидании с Потемкиным настаивал на срочности союза России с Англией. Потемкин был в словах осторожен:
— Увы, возникло нежданное препятствие…
— В лице графа Панина? — спросил Гаррис.
— Нет, он болен. Но заболел и новый фаворит Ланской.
— Такой молодой и здоровый кавалер?
— Выходит, уже переутомился…
Гаррис записал слова Потемкина: «Мое влияние, — сказал он, — совершенно прекратилось, особенно потому что я взял на себя смелость советовать ей (Екатерине) отделаться скорее от нового любимца, который, если умрет в ея же дворце, нанесет чувствительный удар ея женской репутации».
— Государыне противна сама мысль о «наступательном» союзе. Но она просила меня заверить вас в искренней дружбе.
— Если ваша императрица, — парировал Гаррис, — предпримет попытку умиротворить Бурбонов в делах колоний, как умиротворила Австрию в делах Германии, она обретет новую бессмертную славу. Не забывайте, что в случае нашего поражения Франция станет закупать пеньковые веревки и смолу для кораблей у американцев, а Россия тогда потерпит немалые убытки.
— Это правда, — согласился Потемкин, вздыхая…