Фаворитки

Холт Виктория

— Заморские странны приемы, чтоб возжигать любви огонь в нас;

У нас подвластны женщины природе, искусству же — у вас.

Никто не обратил особого внимания на небольшую паузу. В таких репликах по поводу актеров и их личной жизни не было ничего необычного, и представление шло своим чередом до той последней сцены, когда Алмерия (Энн Маршалл) вынула кинжал и из любви к Кортесу приготовилась заколоть Сайдарию.

Из партера раздались крики ужаса, предупреждающие: «Нелли, берегись! Эта потаскуха собирается заколоть тебя».

Нелл

покачнулась, прижала к груди губку с кровью, которую она прятала в руке, и сжала ее; она уже вот-вот должна была упасть, когда Кортес подхватил ее. Весь театр вздохнул с облегчением, и этот вздох сказал Нелл главное, что она хотела знать, — то, что она успешно справилась со своей первой большой ролью.

Когда Алмерия заколола себя, а Карл Харт с Нелл Гвин под руку ушли со сцены, зал взорвался аплодисментами.

Теперь актеры и актрисы должны были выйти и поклониться.

— Нелли! — шумел партер. — Сюда, Нелли! Раскланяйся, Нелли!

И вот она вышла на авансцену, зарумянившаяся от своего триумфа; и хотя ей было еще далеко до актерского мастерства миссис Энн Маршалл, ее утонченная красота была сразу же замечена.

Нелл подняла глаза и встретилась с взглядом человека, который наклонился вперед, сидя в своей ложе. Его пышные черные локоны слегка закрыли лицо, взгляд насмешливых глаз задержался на ней недолго.

Но в течение этих нескольких мгновений человек и Нелл оценивающе разглядывали друг друга. И вдруг она улыбнулась озорной улыбкой продавщицы апельсинов. Почти тотчас чувственные губы усмехнулись в ответ. Все в театре это заметили. Послышалось: «Королю понравилась Нелли».

Нелл знал теперь весь Лондон. Когда люди приходили в Королевский театр, они ожидали увидеть мисс Нелли, и если она не появлялась в спектакле, то начинались расспросы о том, что с ней. Всем нравилось смотреть на ее красивые ножки, когда она танцевала, нравились ее дерзкие реплики в ответ на замечания из партера по поводу ее игры или личной жизни. Говорили, что слушать, как миссис Нелли устраивает головомойку кому-нибудь из публики, не менее забавно, чем слушать пьесу, потому что блестящие остроты Нелл никогда не были злыми, разве лишь изредка — ради самозащиты.

Многие полагали, что она вскоре станет ведущей актрисой в Королевском театре.

Она часто вспоминала короля и его ответную улыбку. Она жадно ловила все разговоры о нем и часто думала про себя, что играть для короля очень приятно.

Елизавете Вивер, одной из актрис, было что рассказать о короле. Елизавета держалась отчужденно; живя в состоянии ожидания, так как однажды король присылал за ней. Нелл много раз слышала, как она рассказывала об этом, потому что Елизавете Вивер нравилось говорить об этом. Прежде Нелл слушала ее вполуха, теперь же ей хотелось услышать подробности.

— Мне не забыть этот день до конца моей жизни, — начала Елизавета свой рассказ ей. — У меня была хорошая роль,

и я была красиво одета. Ты мне напомнила меня саму, когда ты играла Сайдарию. У меня было такое платье…

— Да, да, — сказала Нелл. — С платьем мне все ясно. Меня интересует, что случилось с тем, на ком было это платье.

— Платье имеет очень большое значение. Может, если бы у меня было второе такое платье, он бы снова прислал за мной. Я отыграла свою роль, раскланялась после аплодисментов, и тут за кулисы пришел один из лакеев и говорит мне:

— Король прислал за вами.

— Король прислал за вами? И все?

— Да, и все. Я спросила, зачем. Зачем королю посылать за бедной Елизаветой Вивер? Он ответил мне, что король зовет меня, чтоб я развлекла его во дворце Уайтхолл. Я надела накидку, бархатную — не мою, а из костюмов труппы, мне мистер Харт сказал, чтоб я ее надела, так как я шла в Уайтхолл, а не куда-нибудь.

— С накидкой все ясно, — сказала Нелл. — Ручаюсь, за тобой послали не для того, чтобы ты показывала накидку.

— Конечно нет. Меня провели в великолепную комнату, где было много известных дам и джентльменов. Сам милорд Бекингем был там и, клянусь, с ним была там миледи Шрусбери и…

— И его величество король? — подсказала Нелл.

— Он был так добр ко мне… добрее, чем другие. Он добрый, Нелл. Его большие темные глаза все время как бы говорили мне, чтобы я не боялась ни их, ни того, что они могут мне сказать. Он ничего не сказал такого, что могло бы меня как-то обидеть. Он просил меня спеть и станцевать, а других просил аплодировать мне. Вскоре другие ушли, и я осталась одна с его величеством. Тогда мне уже не было страшно.

Глаза Елизаветы Вивер затуманились. Она смотрела в прошлое, вспоминая не о роскоши Уайтхолла, не о чести быть выделенной королем, а о той ночи, когда она была с ним наедине, и он был просто мужчиной, как и любой другой.

— Просто мужчина, как любой другой, — прошептала она. — И в то же время ни на кого не похожий из тех, кого я прежде знала. Он подарил мне драгоценность, — продолжала она. — Я могу дорого продать ее, не сомневаюсь. Но я никогда этого не сделаю. Я ни за что не расстанусь с ней.

Нелл была необычно молчалива.

Она ждет, думалось ей, ждет и надеется, что король снова пришлет за ней. Но он никогда не сделает этого. Бедняжка Бесси Вивер, она растеряла свою былую прелесть. Да и что в ней было, кроме юной миловидности? Вокруг его величества много юных хорошеньких женщин. Так что бедной Елизавете Вивер остается до конца своих дней ждать, когда за ней пришлет король.

«Печальный удел, — сказала самой себе Нелл. — Пошли мне, Боже, что-нибудь повеселее».

Но часто она ловила себя на том, что мысли ее снова и снова возвращались к королю, улыбнувшемуся ей, и невольно у нее перехватило дыхание, когда она себя спросила: «Придет ли когда-нибудь тот день, когда король пришлет за Нелли?»