Фавориты Екатерины - от Васильчикова до Римского-Корсакова (Браки Романовых)
Шрифт:
Вольдемар Балязин
Браки Романовых с немецкими династиями в XVIII - начале XX вв.
Фавориты Екатерины - от Васильчикова до Римского-Корсакова
В очень многих странах еще в глубокой древности возле правящих персон появлялись фавориты и фаворитки - любимцы и любимицы этих потентатов, получая выгоды и преимущества от их покровительства. Часто основой таких взаимоотношений были выдающиеся способности того или иного фаворита, нередко - любовь между властной персоной и его любимицей или любимцем.
Если же шла непрерывная смена фаворитов, то порядки, при которых очень многие вопросы решались под влиянием любимцев, превращались в систему фаворитизма.
При Екатерине II фаворитизм стал характерной чертой ее правления. Вы, уважаемый читатель, помните, как появлялся
Если в братьях Орловых Екатерина нуждалась, как в опоре трона и могучей силе, стоящей во главе русской лейб-гвардии, то подпоручик-кавалергард Васильчиков был не более, чем забава и альковное утешение.
Васильчиков появился через десять лет после переворота 1762 года, когда Екатерина была полновластной самодержицей, которой уже не были необходимы офицеры, которые защищали бы ее и престол, и теперь она могла позволить себе роскошь приблизить к своей особе молодого красавца, в чьи функции входили лишь заботы о любовных утехах с государыней.
3 августа 1772 года прусский посланник в Петербурге граф Сольмс писал своему королю Фридриху II, очень охочему до всяких интимных сообщений: "Не могу более воздержаться и не сообщить Вашему Величеству об интересном событии, которое только что случилось при этом дворе. Отсутствие графа Орлова обнаружило весьма естественное, но, тем не менее неожиданное обстоятельство: Ее Величество нашла возможным обойтись без него, изменить свои чувства к нему и перенести свое расположение на другой предмет. Конногвардейский поручик Васильчиков, случайно отправленный с небольшим отрядом в Царское Село для несения караулов, привлек внимание своей Государыни... При переезде двора из Царского Села в Петергоф Ее Величество в первый раз показала ему знак своего расположения, подарив золотую табакерку за исправное содержание караулов. Этому случаю не придали никакого значения, однако частые посещения Васильчиковым Петергофа, заботливость, с которою она спешила отличить его от других, более спокойное и веселое расположение ее духа со времени удаления Орлова, неудовольствие родных и друзей последнего, наконец, множество других мелких обстоятельств уже открыли глаза царедворцам. Хотя до сих пор все держится в тайне, но никто из приближенных не сомневается, что Васильчиков находится уже в полной милости у императрицы; в этом убедились особенно с того дня, когда он был пожалован камер-юнкером...
Некоторая холодность Орлова к императрице за последние годы, поспешность, с которою он в последний раз уехал от нее, оскорбившая ее лично, наконец, обнаружение многих измен, - все это вместе взятое привело императрицу к тому, чтобы смотреть на Орлова, как на недостойного ее милостей".
Орлов был изрядным повесой и сердцеедом еще до того, как сблизился с Екатериной. Статус фаворита мало что изменил в его отношениях с женщинами. Уже в 1765 году, за семь лет до разрыва с Екатериной, французский посланник в России Беранже писал из Петербурга герцогу Праслину о Григории Орлове: "Этот русский открыто нарушает законы любви по отношению к императрице; у него в городе есть любовницы, которые не только не навлекают на себя гнев императрицы за свою угодливость Орлову, но, по-видимому пользуются ее расположением. Сенатор Муравьев, накрывший с ним свою жену едва не сделал скандала, прося развода. Царица умиротворила его, подарив земли в Ливонии".
Позднее Григорий Орлов был наречен отцом девицы Елизаветы Алексеевой, о которой говорили, что она его дочь от связи с императрицей. Но имелась и другая версия происхождения Алексеевой.
Эти и другие многочисленные похождения фаворита переполнили чашу терпения Екатерины, и она решилась на разрыв.
Выбор ею Васильчикова случайным не был: его "подставил" скучающей сорокатрехлетней императрице умный и тонкий интриган граф Никита Панин, к тому же весьма недовольный деятельностью Орлова на переговорах с турками, так как и он - Панин - нес за их исход ответственность, как глава Коллегии Иностранных дел.
Как пишет Гельбиг, Панин и братья Чернышовы, сговорившись друг с другом, представили Васильчикова скучающей в одиночестве Екатерине.
Орлов уехал на Конгресс в Фокшаны, где должны были состояться переговоры с турками, 25 апреля, а уже через одиннадцать дней - 5 мая - в "Камер-Фурьерском Журнале" впервые появилось имя Васильчикова, который тотчас же с соизволения Екатерины занял апартаменты Григория Орлова и тут же стал камергером и кавалером ордена Александра Невского.
Однако, прежде чем поселиться в покоях Орлова, молодой и робкий конногвардеец был подвергнут многократному испытанию на служебное соответствие в выполнении прямых обязанностей фаворита императрицы.
Вот что писал об этой непростой и весьма ответственной процедуре хорошо осведомленный в дворцовых интригах уже известный нам Александр Тургенев:
В царствование Великой посылали обыкновенно к Анне Степановне (Протасовой - В. Б.) на пробу избираемого в фавориты Ее Величества. По осмотре предназначенного в высокий сан наложника, матушке-государыне лейб-медиком Роджерсоном, и по удостоверению представленного годным на службу относительно здоровья, препровождали завербованного к Анне Степановне Протасовой на трехнощное испытание.
Когда нареченный удовлетворял вполне требования Протасовой, она доносила всемилостивейшей государыне о благонадежности испытанного, и тогда первое свидание было назначено по заведенному этикету двора или по уставу высочайше для посвящения в сан наложника конфирмованному. Перекусихина, Марья Саввишна и камердинер Захар Константинович были обязаны в тот день обедать вместе с избранным. В 10 часов вечера, когда императрица была уже в постели, Перекусихина вводила новобранца в опочивальню благочестивейшей, одетого в китайский шлафрок, с книгою в руках и оставляла его для чтения в креслах подле ложа помазанницы. На другой день Перекусихина выводила из опочивальни посвященного и передавала его Захару Константиновичу, который вел новопоставленного наложника в приготовленные для него чертоги; здесь докладывал Захар уже раболепно фавориту, что Всемилостивейшая Государыня высочайше соизволила назначить его при высочайшей особе своей флигель-адьютантом, подносил ему мундир флигель-адьютантский, шляпу с бриллиантовым аграфом и 100 000 рублей карманных денег. До выхода еще государыни - зимою в Эрмитаж, а летом - в Царском Селе, в сад, прогуляться с новым флигель-адьютантом, которому она давала руку вести ее, передняя зала у нового фаворита наполнялась первейшими государственными сановниками, вельможами, царедворцами, для принесения ему усерднейшего поздравления с получением высочайшей милости. Высокопреосвященнейший пастырь митрополит приезжал обыкновенно к фавориту на другой день посвящения его, и благословлял его святою иконою!
Впоследствии процедура усложнялась, и после Потемкина фаворитов проверяла не только "пробир-фрейлина" Протасова, но и графиня Брюс, и Перекусихина, и Уточкина. В случае же с Васильчиковым обошлись, кажется, не столь сложным испытанием. После этого его наставником по дворцовым делам стал князь Ф. С. Барятинский - один из убийц Петра III. Барятинский был посвящен в интригу с самого начала и успешно сыграл роль добровольного сводника. Роман с Васильчиковым только начался, как в Яссы от одного из братьев Орловых пришло известие о случившейся в Петербурге перемене. Григорий Григорьевич немедленно бросил все и помчался в Зимний дворец. Он скакал день и ночь, надеясь скорым появлением изменить положение в свою пользу. Но его надеждам не суждено было осуществиться: за много верст до Петербурга его встретил царский фельдъегерь и передал личное послание императрицы, которая категорически потребовала "избирать для временного пребывания Ваш замок Гатчину". Орлов повиновался беспрекословно тем более, что в рескрипте указывалась и причина - "Вам нужно выдержать карантин". А он ехал с территории, где свирепствовала чума. И потому у него не было резона не подчиниться приказу царицы.