Фавориты Фортуны
Шрифт:
— Мы так и сделаем, обещаю.
— Сожги меня, Метробий! Заставь Лукулла сжечь меня!
— Я сделаю это, Луций Корнелий, я сделаю это.
— Если бы я только знал, что такое любовь!
— Но ты знаешь! Конечно, ты знаешь! Любовь заставляла тебя отречься от своей природы и посвятить себя Риму.
— Разве это любовь? Это не может быть любовью. Это сухое, как пыль. Сухое, как мой пепел. Единственный Корнелий, которого сожгут, не похоронят.
Налитые кровью, порванные сосуды в основании глотки еще кровоточили. Вскоре начался новый приступ кровавой рвоты. Он длился
Лукулл прибыл как раз перед смертью Суллы, хотя Сулла уже ничего не мог сказать, он даже ничего не сознавал. Странные выцветшие глаза с темным ободком и черными зрачками потеряли свое грозное выражение, они выглядели усталыми. Дыхание его стало едва заметным, его можно было различить, лишь поднеся зеркало к его губам. А белая кожа уже не могла быть белее из-за потери крови. Но багровые шрамы так и остались. Безволосый скальп стал морщинистым, как тронутая ветром водная гладь, а рот провис. Потом вдруг глаза умирающего стали меняться. Зрачки расширились, закрыв радужную оболочку и соединившись с темным ободком. Свет их погас. Стоявшие возле него видели, как золотой блеск заливал широко открытые глаза Суллы.
Луций Тукций наклонился и прикрыл ему веки, а Метробий положил на них монеты. Лукулл вложил умершему в рот денарий, чтобы было чем заплатить Харону, перевозчику душ умерших через Стикс в царство теней.
— Тяжелая смерть, — сказал Лукулл, стараясь сдерживаться.
Метробий плакал.
— Луцию Корнелию все доставалось тяжело. Поэтому легкая смерть была не для него.
— Я провожу его тело в Рим для государственных похорон.
— Он хотел бы этого. Но при условии, что его сожгут.
— Его сожгут.
Оцепенев от горя, Метробий тихо вышел, чтобы найти Валерию, которая не нашла в себе сил дождаться конца.
— Все кончено, — сообщил он.
— Я любила его, — тихо сказала она. — Я знаю, весь Рим считал, что я вышла за него по расчету, ради того, чтобы моя семья пользовалась почетом. Но он был великим человеком. И он очень хорошо относился ко мне. Я любила его, Метробий! Я действительно любила его!
— Я верю тебе, — сказал Метробий.
Он сел рядом, взяв руку Валерии и рассеянно гладя ее.
— Что ты теперь будешь делать? — спросила она.
Очнувшись от своих дум, он взглянул на ее руку — красивую, белую, с длинными пальцами. Совсем не похожую на руку Суллы. Но они оба были римлянами, патрициями. И Метробий ответил:
— Уеду.
— После похорон?
— Нет, я не могу присутствовать на похоронах. Представь себе выражение лица Лукулла, если я вдруг окажусь среди самых близких родственников умершего!
— Но Лукулл знает, что ты значил для Луция Корнелия! Он знает! Никто не знает этого лучше!
— Это будут государственные похороны, Валерия. Ничто не должно умалить их достоинство. И меньше всего — актер-грек с хорошо попользованной задницей, — с горечью
— Куда же ты поедешь?
— В Киренаику. Самое тихое место в мире.
— Когда?
— Сегодня вечером. После того, как Лукулл отправится с Суллой в его последний путь и дом успокоится.
— И как ты попадешь в Киренаику?
— Из Путеол. Сейчас весна. В Гадрумет, в Африку, будут отправляться корабли. Там я найму себе транспорт.
— Ты можешь себе это позволить?
— О да. Сулла ничего не смог мне оставить в завещании, но за свою жизнь он дал мне достаточно. Ты знаешь, он был странным. Скупым, но не для тех, кого любил. Так печально, что даже в конце он сомневался в своей способности любить. — Метробий оторвал взгляд от ее руки и посмотрел в лицо Валерии. Глаза его затуманились. — А ты, Валерия? Что будешь делать ты?
— Я должна вернуться в Рим. После похорон я возвращусь в дом моего брата.
— Это может оказаться плохой идеей. У меня есть предложение получше.
Утонувшие в слезах голубые глаза не могли хитрить. Валерия посмотрела на него с искренним удивлением:
— Какое?
— Поедем в Киренаику со мной. Ты родишь ребенка и назовешь меня его отцом. Для меня не имеет значения, кто это был на самом деле — Лукулл, Сорекс, Росций или я. Я подумал, что Лукулл был одним из нас четверых, и он знает, как и я, что Сулла не мог быть отцом твоего ребенка. Мне кажется, Рим не примет тебя, Валерия. Лукулл разоблачит тебя. Незаконнорожденный ребенок — это способ скомпрометировать вдову Суллы. Не забывай, что ты — единственная среди равных Лукуллу по рождению, кто может обвинить его в деяниях, за которые коллеги проклянут его.
— О боги!
— Ты должна поехать со мной.
— Они не отпустят меня!
— Они ничего не узнают. Я скажу Лукуллу, что ты слишком больна, чтобы отправляться в Рим с кортежем Суллы, что я отошлю тебя в город ко времени похорон. В данный момент Лукулл слишком занят, чтобы помнить о своем непрочном положении, и он еще не знает о твоем ребенке. Так что если ты хочешь избежать козней Лукулла, это надо делать сейчас, Валерия.
— Ты прав. Он действительно разоблачит меня.
— Он может даже сделать так, что тебя убьют.
— О, Метробий!
— Поедем со мной, Валерия. Как только он отправится в путь, мы с тобой тайно покинем этот дом. Никто нас не увидит. И никто никогда не узнает, что случилось с тобой. — Метробий горько улыбнулся. — В конце концов, я был только мальчиком Суллы. А ты, Валерия Мессала, была его женой. Ты намного выше меня!
Но она так не думала. Несколько месяцев назад она влюбилась в него, хотя и понимала, что он не ответит на ее любовь. Поэтому она сказала просто:
— Я поеду с тобой.