Файл №117. Чудотворец
Шрифт:
Фокс пожал плечами:
– Я думаю, вам нужен хороший адвокат.
– Сэмюэл ни в чем не виноват.
– Почему вы так думаете?
– хладнокровно поинтересовался Призрак.
– Потому что он - мой сын!
– возвысил голос Хартли. Полушепотом.
– Мне почему-то кажется, что на присяжных этот аргумент не подействует, ухмыльнулся Фокс.
– Как и признание самого Сэмюэла.
– Вы должны понять одну вещь: Сэмюэл - очень сложный молодой человек, -, тихо и медленно заговорил Хартли, подбирая слова, - его переживания куда глубже, чем у обычного человека. Он чувствует как никто другой. Для него булавочный укол может стать зияющей
Как ни странно, на этот раз высокий стиль показался Малдеру вполне уместным.
Скалли же уловила в рассказе священника ниточку, которая могла оказаться полезной для расследования:
– Почему вы заговорили о шерифе Дэниэлсе?
– спросила она.
– Это не секрет, - вздохнул Хартли, - он пытался добиться, чтобы "Министерство чудес" закрыли. Он пытается
закрыть меня уже десять лет - с тех пор, как я впервые раскинул свой шатер проповедника.
– Почему же все уверены, что ваше "Министерство" - обман?
– Потому что в людях нет веры, - спокойно и уверенно ответил Хартли. Взять, например, того же шерифа Дэниэл-са. Его жена страдает от артрита, тяжелого и в высшей степени болезненного. Ее конечности искривлены, как древесные корни. Однако в "Министерство" он ее не пускает.
– В свете последних событий я легко могу его понять, - Скалли, скорчив гримаску, сочувственно покачала головой.
По круглому лицу проповедника скользнула боль:
– Я не знаю, как умерли эти бедные люди. Я не могу этого объяснить даже себе. Именно поэтому я прошу вас быть сегодня вечером в "Министерстве", чтобы вы своими глазами видели, как Сэмюэл выполняет долг, возложенный на него Господом.
Малдер вдруг перестал слышать отца Хартли. На лужайке за окном стояла маленькая черноволосая девочка в красном платье.
– Я могу рассчитывать, что вы будете?
– настаивал священник.
– Думаю, да, - ответила Скалли и обернулась к напарнику: - а ты что скажешь?
Черные волосы и красная юбка развевались на ветру. Девочка выжидающе смотрела Малдеру прямо в глаза. "Саманта!" - беззвучно произнес Фокс и выбежал наружу.
Никого.
Ни следа красного платьица.
Только зелень травы и песчаные дорожки - куда ни посмотришь. И еще парнишка в рабочей одежде, возившийся с белоснежным лимузином.
– Куда она ушла?
– крикнул Призрак.
– Кто?
– недоуменно переспросил тот.
– Маленькая девочка.
– Нет здесь никаких девочек, - пожал плечами парень.
Фокс беспомощно крутнулся на месте. Почувствовав чей-то пристальный взгляд, он поднял голову.
На втором этаже, за ажурными стеблями и листьями декоративной решетки, угадывалось лицо - изуродованное синяками лицо юного чудотворца.
– Малдер!
– обеспокоенная, Скалли наскоро распрощалась с отцом Хартли и выскочила вслед за напарником.
– Что случилось? Ты в порядке?
– Да вот...
– маловразумительно ответил Призрак, - девочка тут...
– Какая еще девочка?
– Маленькая, - Фокс был серьезнее, чем на похоронах.
За окном второго этажа уже никого не было видно. Кенвуд, штат Теннесси
"Министерство чудес"
7 марта 1994
17:20
Зазывалой у входа выступал сегодня Вэнс:
– Братья и сестры, если вы не поможете друг другу, то кто поможет вам? Не скупитесь, не спешите
– Кажется, вы впервые пришли посмотреть на наше "Министерство чудес" и на Сэмюэла?.
– Мы прочитали в газете, - заговорила мать девушки, торопливо опуская на поднос купюру, - что...
– Неважно, что пишут в газетах, - перебил Вэнс, - труды Господни да исполнятся. Он вырывает страждущих из лап диавола и исцеляет больных. Ты слышишь, дорогая?
Калека склонился к самому лицу молодой женщины.
– Но примет ли он меня?
– робко спросила она.
– Пожалуй, я замолвлю за тебя словечко. Как тебя зовут, дорогая?
– Маргарет Холлман.
– Ну что ж, Маргарет. Подожди здесь. Я попрошу кого-нибудь, чтобы тебя устроили в первом ряду. Хорошо?
Бедняжка не нашлась с ответом от счастья. Слезы навернулись на ее глаза. Она прижалась к расплакавшейся матери, а потом взяла из рук Вэнса заботливо предложенный стаканчик с кофе и принялась жадно глотать, почти не ощущая вкуса. После стольких лет страдания к ней пришла надежда!
Тем временем в задней части балагана, выполнявшей роль гримерной, разыгрывалась трагедия.
– Я не могу туда выходить!
– бессильно, чуть не плача, повторял Сэмюэл, наверное уже в сотый раз.
– После того, что случилось,-'я просто не могу!
– Господь испытывает веру во всех нас, сынок, - уговаривал его Хартли. Тебя он выбрал, чтобы исцелять больных. Тебе он послал самое трудное испытание.
– Перестань!
– дернулся Сэмюэл. Вскочил и хотел убежать, но Хартли мягко удержал приемного сына, обняв за плечи.
– Ты не должен пренебрегать своим даром, мой мальчик. Не оскверняй его. Я священник, сынок. Это - то, что дано мне. Я призываю людей верить, и, чтобы достучаться до очерствевших сердец, приходится идти на все, - Хартли смущенно улыбнулся.
– Устраивать представления, пускать пыль в глаза, надувать щеки. Иначе меня не будут слушать. Иначе тебя не заметят. Ты помнишь, как. нас гнали, когда ты пытался излечить людей просто так? Не отворачивайся! Помнишь? Я много раз говорил тебе это и повторю снова. Ты видел их боль и хотел взять ее на себя, но тебя называли попрошайкой и гнали прочь. А теперь мы заставили их платить, они умоляют, - он не смог сдержать 'издевательскую нотку в голосе, и Сэмюэл прекрасно знал почему, - чтобы им позволили заплатить, они благодарны за это, и они верят, что если они заплатили, то не зря. Но главное - они приходят к тебе, они видят твои чудеса и начинают верить. И ты не имеешь права бросить свою ношу, сынок, как бы она ни была тяжела. Я не могу разделить ее с тобой. Ты проводник силы Господней, а я твой провозвестник. Я умею произносить проповеди, и меня слушают. Но все проповеди на свете не сумеют вызвать даже маленькое чудо.
Только сейчас священник и юноша обратили внимание на присоединившегося к ним Вэнса, уже давно слушавшего страстную речь. Хартли вложил обтянутую перчаткой ладонь калеки в забинтованные руки чудотворца.
– Вот этот человек, жизнь которого ты спас. Он был мертв - как камень, как земля. Ты вернул его к жизни. Это невозможно объяснить, ты сам не можешь объяснить, что ты делаешь. Все, что ты мне рассказывал, - лишь попытка человеческого разума дать описание тому, что человеческий разум постичь не в силах. Но ты это делаешь. Ты творишь чудеса, сынок...