Федор Толстой Американец

Толстой Сергей Львович

Липранди в своих замечаниях на записки Вигеля так рассказывает о пребывании Толстого в штабе Долгорукова и о смерти Долгорукова: «Князь знал его издавна и был с ним как со старым товарищем, любил слушать его рассказы, мастерски излагаемые, и не иначе называл его как Федей или Федором. Толстой заведывал походным хозяйством и за столом разливал суп, делал для личного употребления князя конверты (тогда не было еще клееных) и т. п. и сберегался для отчаянных предприятий».

Отчаянное предприятие скоро представилось. 15 октября 1808 года во время сражения под Иденсальме, чтобы не дать отступающим шведским драгунам времени разобрать мост, князь поручил Толстому с несколькими казаками броситься за шведами и завязать с ними перестрелку, что и было удачно выполнено.

В этот же день, в присутствии Толстого, Долгоруков был убит. По словам Липранди, «при князе оставались только он — Липранди с планом позиции в руках и гр. Толстой с огромной пенковой трубкой.

Князь был в сюртуке нараспашку, под которым был шпензер, т. е. мундир без фалд. В правой руке он держал на коротеньком чубуке трубку, в левой — маленькую, зрительную трубу. День был прекрасный, осенний. Князь шел под гору за полками, переправившимися через мост. Вдруг мы услышали удар ядра и в то же время увидели князя, упавшего в яму, из которой выбирали глину около дороги». Толстой и Липранди бросились за ним. «Он лежал на спине. Трехфунтовое ядро ударило его в локоть правой руки и пронзило его стан. Он был бездыханен». Толстой и другие положили его на доску и понесли. «Толстой решительно сказал, что не будет смывать кровь, которой он запачкался, подымая тело, пока она сама не исчезнет, и взял себе шпензер князя».

Толстой и Жадовский повезли тело князя в Петербург. «Но, — пишет Вигель, — как воспрещенье въезжать в столицы с него снято не было, то его опять остановили на заставе. Ему велено было только присутствовать при церемонии погребения и тотчас же выехать из, Петербурга, только уже к Преображенскому батальону, находившемуся в Абове, куда перевели его в память Долгорукова».

Из истории Преображенского полка видно, что он возвращен в полк 31 октября 1808 года.

Вскоре ему удалось отличиться. По приказанию князя Голицына, командира корпуса, действовавшего против шведов, ему поручено было исследовать пролив Иваркен. Он с несколькими казаками дошел до Годденского маяка и донес, что путь хотя труден, но возможен, причем добавил, что шведы в той местности не располагают большими силами. Это донесение дало возможность Барклаю-де-Толли, принявшему командование корпусом, перейти по льду Ботнического залива и с трехтысячным отрядом занять Вестерботнию [10] .

10

Михайловский. Данилевский. Описание шведской войны 1808–1809 гг. С. 362.

А затем, оказавшись в прежней обстановке, Федор Иванович принялся опять за старое. В то время у него были две дуэли, одна с капитаном генерального штаба Бруновым, другая с Александром Ивановичем Нарышкиным, сыном обер-церемониймейстера И. А. Нарышкина, молодым и красивым офицером, живым и вспыльчивым.

Сохранились три версии его дуэли с Нарышкиным, одна — Вигеля, другая — Липранди, поправляющая Вигеля, а третья Булгарина.

Версия Вигеля такова: «У раненого Алексеева, несколько времени жившего в Або, каждый день собиралась гвардейская молодежь, между прочим старый знакомый его Толстой и молодой Нарышкин. Оба они были влюблены в какую-то шведку, финляндку или чухонку и ревновали ее друг к другу; в один из этих вечеров сидели они рядом за большим карточным столом, шепотом разбранились, на другое утро дрались, и бедный Нарышкин пал от первого выстрела своего противника».

Липранди, версию которого следует считать более достоверной, рассказывает: «Столкновение их произошло за бостонным столом. Играли Алексеев, Ставраков, Толстой и Нарышкин. Разбранки между ними не было, тем еще менее за ревность; в этом отношении они были антиподами. Несколько дней перед тем Толстой прострелил капитана генерального штаба Брунова, вступившегося по сплетням за свою сестру, о которой Толстой сказал словцо, на которое в настоящее время не обратили бы внимания, или бы посмеялись и не более, но надо перенестись в ту пору. Когда словцо это дошло до брата, то он собрал сведения, при ком оно было произнесено. Толстой подозревал (основательно или нет, не знаю), Что Нарышкин, в числе будто бы других, подтвердил сказанное, и Нарышкин знал, что Толстой его подозревает в этом. Играли в бостон с прикупкой. Нарышкин потребовал туза такой-то масти. Он находился у Толстого. Отдавая его, он без всякого сердца, обыкновенным дружеским, всегдашним тоном, присовокупил — тебе бы вот надо этого: относя к другого рода тузу. На другой день Толстой употреблял все средства к примирению, но Нарышкин оставался непреклонен и через несколько часов был смертельно ранен в пах».

Булгарин в своих записках еще подробнее описывает ссору Толстого с Нарышкиным.

«Преображенский полк тогда стоял в Парголове, — пишет Булгарин, — и несколько офицеров собрались у гр. Ф. И. Т. на вечер. Стали играть в карты. Т. держал банк в гальбе-цвельфе. Прапорщик лейб-егерского полка А. И. Н., прекрасный собою юноша, скромный, благовоспитанный, пристал также к игре. В избе было жарко, и многие гости по примеру хозяина сняли свои мундиры. Покупая карту, Н. сказал гр. Т-му: «дай

туза». Гр. Т. положил карты, засучил рукава рубахи и, выставя кулаки, возразил с улыбкой: «изволь» [11] . Это была шутка, но неразборчивая, и Н. обиделся грубым каламбуром, бросил карты и, сказав: «Постой же, я дам тебе туза!» — вышел из комнаты. Мы употребили все средства, чтобы успокоить Н. и даже убедили Ф. И. извиниться и письменно объявить, что он не имел намерения оскорбить его, но Н. был непреклонен и хотел непременно стреляться, говоря, что если бы другой сказал ему это, то он первый бы посмеялся, но от известного дуэлиста, который привык властвовать над другими страхом, он не стерпит никакого неприличного слова. Надобно было драться. Когда противники стали на место, Н. сказал Т-му: «Знай, что если ты не попадешь, то я убью тебя, приставив пистолет ко лбу! Пора тебе кончить!» — «Когда так, так вот тебе», — ответил Т., протянул руку, выстрелил и попал в бок Нарышкину. Рана была смертельна; Н. умер на третий день».

11

«Дать туза» значит ударить, отсюда слово «тузить».

«Вслед за этим, — пишет Вигель, — гвардия выступила обратно походом в Петербург, откуда было прислано приказание вести Толстого арестованным. У Выборгской заставы его опять остановили и послали прямо в крепость. Несколько лет вертелся он около Петербурга и в третий раз едва успел в него попасть».

Неизвестно, как долго просидел Ф. И. в Выборгской крепости. О его пребывании в крепости князь Вяземский рассказывает следующий анекдот. Когда ему показалось, что срок его ареста миновал, он стал бомбардировать коменданта рапортами и. так ему этим надоел, что тот прислал ему выговор и предписание не докучать начальство. Малограмотный писарь в этой бумаге где-то неуместно поставил вопросительный знак. Толстой ухватился за этот знак как за предлог снова приняться за перо. Он написал: «Перечитывая несколько раз с должным вниманием и покорностью предписание вашего превосходительства, отыскал я» в нем вопросительный знак, на который вменяю себе в непременную обязанность ответствовать». И снова он начал писать свои жалобы и требования.

После заключения в крепости Федор Иванович, согласно разным мемуарам и семейному преданию, был разжалован в рядовые. Прямого документального доказательства этому нет. В истории Преображенского полка коротко сказано, что граф Ф. И. Толстой был 2 октября 1811 года «уволен от службы», но не говорится, каким чином он был уволен, а в заметке к его портрету сказано, что он вышел в отставку подполковником. Отсюда, однако, не следует, что он разжалован не был. После разжалования он мог быть прощен и вновь произведен в офицерский чин. Затем известно, что в 1812 году он уже не был военным, а жил частным человеком в своей Калужской деревне. В 1812 году он опять поступил на службу в качестве ратника московского ополчения. На войне он вернул себе чин и ордена и безумной храбростью заслужил Георгия 4-ой степени. При Бородине он был тяжело ранен в ногу.

О своей встрече с ним под Бородином Липранди рассказывает следующее: «Накануне Бородинского сражения под вечер, находясь на строющейся центральной батарее, я услышал, что кто-то отыскивает какого-то полковника графа Толстого. Оказалось, что это мой старый знакомый, в то время начальник ополчения; он из любопытства пошел в цепь посмотреть французов. Его скоро отыскали; мы успели только разменяться несколькими словами и помянуть князя (Долгорукова). Сказав мне, где и чем он командует, он поскакал на призыв. 28-го, до рассвета, отправляясь из Можайска с квартирьерами к Крымскому броду и обгоняя бесчисленные обозы, я услышал из одного экипажа голос графа. Я подъехал к нему. Он был ранен в ногу и предложил мне мадеры. Я кое-как выпроводил его из ряда повозок, и мы расстались».

Из этого отрывка как будто следует, что Толстой при Бородине был уже полковником. В этом, однако, можно усумниться. Вероятно, Липранди называет его полковником потому, что он командовал каким-нибудь отрядом ополчения; это не значит, что он был в чине полковника.

ГЛАВА IV Жизнь в Москве. Опять дуэли. Картежная игра. Приятели. Женитьба

Федор Иванович вышел в отставку полковником и поселился в Москве, в Староконюшенном переулке, изредка наезжая в Петербург и проводя лето в своей подмосковной деревне. Как интересный человек и как один из героев Отечественной войны, он занял видное место в московским светском обществе. Дамы бегали за ним. Однако его поведение не изменилось к лучшему. Он развел еще более широкую карточную игру, и опять у него были дуэли — с кем и с каким результатом, сведений нет. Каменская пишет, что в продолжение всей его жизни им убито, на дуэлях одиннадцать человек. Вероятно, это число преувеличено. Если же это верно, то дуэлей у него было не 11, а большенельзя же предполагать, что каждая его дуэль кончалась смертью противника!