Федор Волков. Его жизнь в связи с историей русской театральной старины
Шрифт:
Еще больше влияния, конечно, имел Дмитревский в среде актеров. Независимо от занятий с воспитанниками и воспитанницами театральной школы и с актерами и актрисами книпперовской труппы, Дмитревскому приходилось давать советы и многим актерам “с воли”. История театра отмечает крупные имена бывших учеников и учениц Дмитревского: Крутицкого, Гомбурова, Воробьева, Каратыгину, Сандунову, Яковлева, Семенову, – а именно всех, более или менее пользовавшихся его советами. Кроме этого, будучи долгое время режиссером, Дмитревский и по служебной обязанности приходил на помощь актерам со своими указаниями и опытностью. Таким образом, влияние Дмитревского и его воззрений должно было отразиться на последующих поколениях актеров в их взглядах на сценическое искусство и в отношении их к сценическому делу.
В своем понимании сценического искусства Дмитревский не шел впереди установившихся
Такими общими чертами характеризуется и игра самого Дмитревского. Для современников, а особенно в первые десять-двадцать лет сценической деятельности Дмитревского, такая игра казалась верхом совершенства, во-первых, потому, что их понятия об искусстве совпадали с его понятиями, а во-вторых, потому, что Дмитревский был актер в высшей степени талантливый. Он тонко и верно понимал роли, отделывал их до последних мелочей и не упускал ничего, что могло подействовать на зрителя или дать лишнюю черту для характеристики изображаемого лица. Репертуар Дмитревского был очень разнообразен. Начавши в Ярославле с женских ролей, он потом играл в трагедиях и комедиях совершенно разнохарактерные роли.
Среди современного общества Дмитревский пользовался не только славой актера, но и репутацией высокообразованного, передового человека своего времени. В литературных кружках, где вращались Державин, Херасков, Шишков, Крылов и другие писатели, начиная с Сумарокова, Дмитревскому отводилось почетное место. Он был единственный русский актер-академик и, кроме того, состоял членом обществ – Библейского, Вольно-экономического и “Беседы российского слова”. В переписке масонов того времени существуют указания на то, что Дмитревский принадлежал также к их числу, а это отводило ему место в самом избранном кругу.
Современники, заставшие Дмитревского уже стариком, рассказывают о том уважении, которое он внушал к себе. Сама внешность его способствовала этому. Дмитревский был старец замечательной наружности с правильными чертами лица и с умной, выразительной физиономией. Голова его, несмотря на то, что непрерывно тряслась, имела в себе много живописного; особенно белые как снег волосы, зачесанные назад, придавали ей вид, внушавший невольное уважение. Все его движения были продуманы и рассчитаны, а речь была тихой, плавной, и выражения, употреблявшиеся им в разговоре, большей частью изысканными. Он никогда не горячился и не спорил; напротив, при первом возражении кого-нибудь из собеседников тотчас же переставал говорить и предоставлял ему продолжение разговора. Вообще, все манеры Дмитревского отличались необыкновенной вежливостью, каким-то достоинством придворных века Екатерины II, и недаром император Павел как-то сказал ему: “Вы – старый куртизан матушкина двора”. Суждения его о других отличались всегда уклончивостью, он не хотел никого огорчить и всякий сколько-нибудь резкий отзыв “ослаблял” похвалами.
Почет и уважение, которыми пользовался Дмитревский среди современного ему общества, были исключительно результатом его личного упорного труда и работы над своим развитием. С юных лет посвятив себя искусству, он отдал ему всю свою жизнь, потраченную на то, чтобы из скромного семинариста сделаться членом Академии наук и высоко поднять роль служителя искусства, представителем которого он был. И потому Дмитревский принадлежит к замечательным деятелям не только как знаменитый артист, но и как общественный деятель.
Несмотря на свое выдающееся положение в обществе и в артистическом мире, несмотря на свои несомненные заслуги, Дмитревский был скромным и бескорыстным служителем сценического искусства. В письме своем к одному из членов высшей театральной администрации, писанном уже после отставки, Дмитревский, объясняя свои затруднительные материальные обстоятельства, дает характеристику своих трудов и заслуг. “Я, – пишет он, – был учителем, наставником и инспектором российской труппы 38 лет, отдал на театр моих собственных трудов – драм, опер и комедий – больше 40, которые доныне играются и доставляют дирекции зрелищ хорошие сборы. Я три раза подкреплял упадающий российский театр новыми людьми, которых ниоткуда не выписывал, но сам здесь сыскал, научил и пред публику с успехом представил. Не было, да и нет ни единого актера или актрисы, которые бы не пользовались более или менее моим учением и наставлениями; не появлялась во время моего правления
Дмитревский вышел в отставку и оставил сцену в 1787 году, хотя и после этого около восьми лет был инспектором театральной школы и двенадцать лет заведовал эрмитажными спектаклями, в которых очень редко выступал и сам. Наконец слабеющие силы заставили Дмитревского покинуть уже навсегда сцену, в конце 90-х годов, и удалиться в свою многочисленную семью от общественной деятельности. Но ему было еще суждено один раз показаться на подмостках сцены. Дряхлый телом, но бодрый духом, Дмитревский продолжал следить за своим веком, продолжал бывать в обществе. Везде принимали его с искренним уважением, и Дмитревский отплачивал за это своей любезностью, своими умными беседами. Память его была неистощима, а мастерство и очаровательность рассказа в дружеской беседе с людьми, которые были ему по сердцу, за стаканом легкого пунша, были необыкновенны. И он многое мог порассказать: он знал биографии всех замечательных людей XVIII века, все закулисные тайны французского и английского театров; знал характеры, привычки, связи принадлежавших к ним артистов; знаком был с Калиостро и Казановой, беседовал со Сведенборгом и Полем Джонсоном. Сведения его в классическо-драматической литературе были глубоки; история, география и статистика были изучены им до возможных тогда пределов. Все это делало его незаменимым собеседником.
Вполне понятно, что патриотическое возбуждение, охватившее русское общество в 1812 году, не минуло и Дмитревского, жившего общей со всеми духовной жизнью. И он захотел разделить со всеми горячие чувства любви к родине. Общее возбуждение воодушевило 80-летнего старика и придало ему силы. 30 августа 1812 года, то есть когда неприятель был уже вблизи Москвы, в Петербурге дана была патриотическая пьеса “Всеобщее ополчение”, и в ней выступил Дмитревский. Публика, больше 25 лет не видавшая знаменитого артиста в публичном спектакле, с нетерпением ожидала его. Дмитревский играл во “Всеобщем ополчении” роль старого воина, жертвующего отечеству в годину испытаний последнее и единственное свое достояние – заслуженные серебряные медали. Когда Дмитревский вышел на сцену и начал свой монолог “Катись, катись, красное солнышко, и освещай святую Русь”, – публика пришла в неописуемое настроение, доходившее до экстаза. Неумолкаемые рукоплескания, восторженные крики публики и актеров не прекращались долго, и, когда наконец все стихло, Дмитревский слабым от испытанного волнения голосом начал свою роль. Вызовы и аплодисменты продолжались весь спектакль. Вызывали не просто Дмитревского, а господина Дмитревского, – чего никогда не бывало. Нечего и говорить, как был растроган приемом публики игравший последний раз в своей жизни артист. Он едва мог произнести несколько слов благодарности публике и совершенно обессилевший приехал домой. За этот спектакль Александр I удостоил его выражением своего благоволения и пожаловал ему осыпанный бриллиантами перстень.
С таким триумфом окончил Дмитревский свое сценическое поприще. Он желал было еще раз выступить на сцене в 1817 году, когда шел спектакль в пользу семьи умершего актера Яковлева; но болезнь, усилившаяся в самый день спектакля, помешала этому. Близился конец трудовой жизни, прожитой так сознательно и с такой пользой. Несколько лет Дмитревский, уже слепой, но сохранивший ум и память, не вставал с постели и 27 октября 1821 года умер. Погребен он на Волковом кладбище, около церкви Спаса Нерукотворного.
Средства семьи Дмитревского были настолько скудны, что сын его обратился в Академию наук с просьбой о содействии для установки памятника на могиле отца. С этой целью по Высочайшему соизволению был дан 10 июля 1822 года спектакль, сбор с которого предназначен был на сооружение памятника. В этом спектакле, в прологе “Новости на Парнасе, или Торжество муз”, прославлялись заслуги Дмитревского. Музы венчали лаврами и миртом бюст его и объясняли его заслуги. В прологе участвовали все артисты русского театра, которые, проходя мимо бюста Дмитревского, почтительно ему кланялись.