Феерия для другого раза II (Норманс)
Шрифт:
Наконец-то я что-то сделаю!.. но я чертовски боюсь толстяка!.. подумайте, он нависает надо мной всей своей тушей, пока я слушаю ее пульс! а, он не может подождать, идиот! он хватает меня за руку… за раненую руку!.. как Раймон! они что, сговорились меня терзать! ярость застилает им глаза!
– Оставь меня, Норманс, я слушаю сердце!
Он отпускает меня.
Я опять склоняюсь над женщиной, лежащей без сознания… я прижимаюсь ухом к ее груди… я ничего им не скажу! нет!.. я выслушиваю… молчу… покосился на толстяка… он за мной следит! я выслушиваю сердце Дельфины… я весь внимание, так… грудь… сердце… слева… молча…
– Цыц! – я занимаюсь делом… я слушаю… одно
– Она жива?… она жива?
– Цыц!.. цыц!..
Если быть полностью откровенным, я не был уверен… эхо взрывов снизу, взрывы бомб вдалеке, создают акустический фон, отзвуки подземелья, тоны сердца настолько глухие, что можно ошибиться… и потом истощение, не так ли! разбито не только тело, но и душа! и громила, который оглушительно сопит надо мной!
– Она жива? она жива?
А соседи в полной прострации! и невестка!
– Дельфина! Дельфина!
Нужно еще раз послушать!..
– Она жива, доктор? Она жива?
Опять он! он сердится!..
– Да! Да! – кричу я ему… чтобы он меня не пришиб та месте… у него огромные заскорузлые руки… да, заскорузлые!.. все в мозолях!.. руки гиганта!
Я больше не слушаю… усаживаюсь поудобнее… ищу пульс…
– Она умерла, доктор? она умерла?
И бумс! он наваливается на меня! всей тушей!
– Нет! нет!
Непонятно, слышит ли он меня!.. наваливается!.. слон со скрюченными руками!.. ищет мою глотку!.. ну вот!.. он меня вздергивает… за шею! висельник! держит одной рукой! Г-жа Туазель одним скачком! удар! вмазывает ему промеж ног! хватает меня за ноги!
– Он не может дышать, гляньте! он посинел, не может говорить!
Она права… она все понимает!
– Отпустите его! отпустите его! все-таки! нужно же лекарство! может, глоток спиртного.* [140]
140
Использование этого слова в значении «алкоголь, укрепляющее средство, вино» дается в словаре Робера с пометой – «фамильярное и устаревшее».
Единственный человек, сохранивший здравый смысл!.. перекрикивающий остальных! всех остальных! громче всех!.. она не заикается, г-жа Туазель!.. Норманс что-то лепечет, хочет ответить… не может… бормочет «Ле!.. ле!.. ле!..» можно уловить только… «Ле!.. ле!.. ле!..» Она орет:
– Лекарство!.. – и он отпускает мою шею… она ноги!.. бум!.. я падаю!.. не могу вдохнуть! Норманс пережал мне гортань!
Ползти!.. ползком!.. я совсем обессилел!.. в коридор!.. быстро, в коридор! я знаю! я хриплю!
– Она права! она права!.. лекарство! лекарство, мадам!
Я хриплю из глубины коридора, а они все вопят!.. из глубины лифтовой шахты… из-под стола…
– Лекарство! лекарство!
Им хочется пить, черт их всех возьми! им хочется пить! и не важно что!
А вот тут осторожно, прошу прощения!.. я должен у вас попросить прощения! два-три раза я вам говорил, что все успокаивается, что нет больше этой сумасшедшей стрельбы и пекла на улице… ошибочка вышла! недоразумение! я ошибся, еще и как! опять начинается, прошу прощения!
– Пустомеля! Насмешник! наблюдатель хренов!
Вы можете туда сбегать!..
– Зануда!
Я принимаю вашу критику, ваши оскорбления, это так обычно для них – оскорблять людей, о которых они не имеют представления, а сами берут все, что плохо лежит, воруют книги, занимаются плагиатом!
141
На Набережной (Сены), то есть у букинистов.
Вся эта забава с Дельфиной еще тянется, вы, наверное, догадываетесь, хотите, чтоб я вам все выболтал? нет уж!.. только происшествие с лекарством…
– Лекарство! лекарство!
Горланят!.. они все хотят выпить! все, кто в каморке!.. их корежит… затягивает в яму…
– Но где же он? где он?
– У Леон!
Консьержка знает лучше всех! чертова лгунья, она отнекивается…
– У нее нет! у нее нет!
– Да! да! У нее есть!.. нет! нет!..
Они не могут прийти к согласию… «ууух! уоох!.. буум!..»
– У нее есть! есть!.. – кричу я… я, лично, побаиваюсь борова!.. ужасный вес… он косится на меня в углу… в углу…
– Сюда! Сюда!
Я ему показываю на другой конец! на дверь Леон… пальцем… «стук! стук!..» лекарство для его жены!.. как у меня болит горло!.. он меня подвесил! ах, моя гортань!.. моя глотка!..
– Дуа! дуа! у нее есть! у нее есть! – настаиваю я. Дверь там, дверь там!.. в глубине подземелья!.. и нигде больше! – Консьержка, ключ! ключ, Туазель!
Все ключи у нее!
– Давайте, открывайте!
Все они, что сгрудились под столом, знали…
– Давайте! идите! давайте!
Леон Зевсовна их не дает…
– Нет! нет! я не хочу!
Она не хочет!.. нужно, чтобы она пересекла коридор!.. перебралась через трещину… и потом прошлась вдоль стены!.. а стена трещит и гудит… и может рухнуть… ах, она не хочет!.. ах, нет!.. нет!..
Но они так злобствуют, что она наклоняется, опускается на коленки… и ползет туда… буум!.. она повернулась! распласталась! бумc!.. бамс! очередь шрапнели, почти над Ла Фурше!.. и опять! врррр! следующие!.. шквальный огонь!..