Фехтмейстер

Свержин Владимир Игоревич

— Ишь ты, падлюка! От кого уйти хотел, наивняк?!

Полковник Лунев, появившийся на свет из подземелья за этой парочкой, недовольно покачал головой:

— Сотник, не стоит держать оружие на взводе! Это опасно.

— Конечно, опасно, Платон Аристархович, — не замедлил с ответом его помощник. — Да будь эта штуковина безопасной, я б уж лучше букет фиалок носил. Толку в нем тоже никакого, зато не в пример ароматней.

Наверху послышался выстрел.

— Что тут у вас происходит? — обеспокоился контрразведчик. — Почему стрельба?

— Ваше высокоблагородие, — с тоскою в голосе начал жандарм

у дверей. — Это полковник барон Врангель стреляет. У его милости с собой маузер оказался, вот и палят в двери.

— С чего бы это вдруг? — ошарашенно поглядев на присутствующих, выдохнул Лунев, вспоминая недавно оставленного им благодушного полковника.

— Так как же?! Распутин приехал, да захотел в том месте обосноваться, где его милость нынче засели. А барон Старца матерно послал, мол, «всяка шваль ему указывать смеет». Так Григорий Ефимович, стало быть, прапорщику нашему велел те палаты хоть с боем брать. Вот господин полковник и отстреливается. А еще он прям оттуда, сказывает, в полк свой позвонил и велел учебному эскадрону в полном составе сюда иттить.

— Господи, какой кошмар! — покачал головой контрразведчик. — Что происходит в родном Отечестве?! Где этот чертов Старец?

— Там, наверху, — указал караульный.

— А Вышеславцев где?

— Тоже наверху. Заперся в комнате, где этого капрала сербского взяли.

— Господи, а он-то чего?

— Так я ж докладываю, Распутин как приехал, велел к начальнику вести. Вас, стало быть, кликнули, вы не отзываетесь, сотника тоже нет, а тут как раз господин поручик этого шпиена выводит. Григорий Ефимыч как его увидел, ну, шпиена то есть, аж весь позеленел. Поручика за грудки: «Отдай, — говорит, — его мне!» А тот: «Не велено. Его контрразведка заарестовала». А Распутин: «Что мне контрразведка! Я царю и России первейший заступник! Отдай, и все тут».

— А Вышеславцев?

— Поручик уперся и ни в какую.

— Ну а дальше-то что?

— Распутин охранникам своим велел капрала силой забрать. А поручик как завопит, да за револьвер. Так с конвоем и шпиеном в той спальне и укрылись.

— Час от часу не легче!

— А-а! — раздалось с лестничной клетки. — Вот где эта контрразведка!

На площадке лестницы, подбоченясь, стоял разъяренный до собачьего рыка Старец.

— Слушай меня! — Он упер руки в боки, сжимая кулаки. — Того малого, что твой подлипала прихватил, мне отдай!

— И не подумаю, — покачал головой Лунев.

— Да ты разумеешь, кому перечишь?

— Несомненно. Бродяге и конокраду Новых Григорию Ефимовичу.

— Из ума, что ли, выжил, полковник?! — взревел Распутин, бросаясь в сторону контрразведчика.

— Отнюдь. — В голосе Лунева звучал металл, отточенный до бритвенной остроты. — Сотник, если это быдло приблизится еще хоть на шаг, окажите любезность, прострелите ему голову!

— Да шо за разговор? С превеликим удовольствием! — Атаманец вскинул наган. — Желаете в глаз или во лбу дырку сделать?

Казалось, Распутин затормозил на месте, опровергая законы физики, и тотчас подал назад.

— У вас есть ровно одна минута, чтобы очень спокойно покинуть этот дом, — все в том же тоне продолжал. Лунев.

— Ужо доложу царю о твоих проделках! — сквозь зубы процедил Старец. — Ужо ты у меня поплатишься!

— Не стоит

трудиться, Григорий Ефимович, — раздался от двери чей-то властный голос. — Я сам доложу. — Отстранив плечом караульного жандарма, на пороге встал высокий моложавый красавец в распахнутой шинели с алыми генеральскими отворотами. — И все же, господа, потрудитесь объяснить, что здесь происходит!

ГЛАВА 17

Монарх нужен для защиты народа от собственного правительства.

Император Франц-Иосиф I

Николай II тоскливо созерцал бушующую за окном вьюгу и вполуха слушал докладчика. Начальник Военно-походной канцелярии, генерал-лейтенант, князь Орлов вот уже без малого десять лет изо дня в день входил в его кабинет и кратко, но четко излагал суть всех шифровок и донесений, полученных за предыдущие сутки. Конечно, если дело не терпело отлагательства, он спешил к своему венценосному другу в любое время суток, но исполненный благоразумия и такта, генерал старался не злоупотреблять этой привилегией.

Император искренне любил своего начальника канцелярии и дорожил его советом. Но сейчас он рассеянно внимал словам генерала, повествующего о тонкостях предстоящего наступления в Карпатах. Великий князь Николай Николаевич, Верховный главнокомандующий российской армии, не слишком почитал военные дарования своего племянника. Но будучи вынужден отчитываться перед ним, он, будто в насмешку, уснащал доклады великим множеством названий неведомых деревушек и хуторов, каких-то то ли рек, то ли ручьев, которые не значились на карте. Николаю II доносили, что милый дядюшка в разговоре частенько величает его красносельским [11] стратегом и насмешничает, рассказывая, что охотно бы выделил под командование племянника какой-нибудь батальон, если б у него был лишний.

11

В Красном Селе проходили ежегодные учения гвардии.

— …Особое значение в предстоящей операции придается VIII армии под командованием генерала Брусилова. Ей предстоит захватить перевалы в Карпатских горах и, выйдя на оперативный простор, развивать наступление в глубь территории противника. Эта операция особо важна еще тем, что в Венгрии имеются влиятельные силы, желающие видеть эту державу независимой. Как вы, несомненно, помните, ваше величество, венгры неоднократно поднимали оружие против Вены. Так, скажем, если бы не ваш венценосный прадед…

— Да, я помню, — досадливо прервал генерала Орлова император.

Его не слишком радовало упоминание о трагической ошибке собственного предка. Когда-то Николай I, получивший от недоброжелателей прозвание «жандарм Европы», помог Францу-Иосифу задавить выступление мятежных венгров. Когда б не эта помощь, кто знает, существовала бы эта империя по сей день или нет? Однако благодарности от тогда еще юного императора прадед так и не дождался, и в Крымской войне Венский двор отказался помочь недавнему союзнику. Теперь история предоставляла России случай с лихвою вернуть «долг» забывчивому монарху.