Фельдъегеря? генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Все книги в одном томе

Rostov Николай

– Порфирий Петрович, гляньте-ка вправо! – остановил поток его брани Селифан. – Не ровен час, разбойники. Вон как на нас скачут!

Вдоль дороги шло поле, и по нему, наперерез их тройке, скакало три всадника. Снег там, где они скакали, был или утоптан или сдут ветрами, и они лихо по нему скакали.

– Эй, родимые, – стеганул кнутом лошадей Селифан, – не выдайте! – И тройка понеслась.

Прибавили и всадники.

– Пистолеты под сундучком, – напомнил Селифан Порфирию Петровичу, где хранились пистолеты, но капитан и без напоминания уже достал их. Держа в правой руке и левой руке по пистолету, он неотрывно смотрел на всадников,

готовый в любую минуту выстрелить. То, что это были разбойники, он не сомневался. И намерения у них были самые серьезные. Их лица, укрытые по самые глаза треугольниками черных платков, были в том же самом сосредоточенном ожидании того момента, когда можно будет выстрелить из мушкетов, которые они держали в согнутых в локте руках.

«Выстрелю, когда различу их глаза, – решил для себя Порфирий Петрович. – Только бы проскочить то место, тогда будет время перезарядить пистолеты».

Разбойников было трое, а пистолетов два. Необходимо было проскочить раньше разбойников то место, где они намеревались перерезать им путь.

– Проскочим, будьте покойны, Порфирий Петрович, – угадал Селифан мысли капитана артиллерии в отставке.

А разбойники приближались все ближе и ближе. Уже были слышны их гортанные выкрики.

– Да стреляй же, Порфирий! – не выдержали нервы у Селифана.

Порфирий Петрович даже не шелохнулся. Плавно, не целясь, он нажал на курок пистолета, который держал в правой руке; потом положил его себе за спину и сказал громко Селифану:

– Заряжай!

– Да как же!..

– Заряжай, – повторил еще раз Порфирий Петрович и переложил из левой руки в правую руку второй пистолет.

Первым же выстрелом он угодил в грудь лошади первого разбойника, вырвавшегося чуть вперед, и она рухнула на скаку на бок, придавив собой седока. Остальные два разбойника даже не посмотрели в сторону своего упавшего товарища, и один из них прицелился в Порфирия Петровича – и выстрелил!

Пуля просвистела возле его щеки. Слава Богу, не попала ни в Селифана, ни в лошадей!

Вторым своим выстрелом Порфирий Петрович снес стрелявшему с головы мохнатую кавказскую шапку и, пожалуй, не только ее. Потерявший шапку взмахнул руками и, опрокинувшись на спину, вылетел из седла. Одна его нога застряла в стремени, и лошадь, метнувшись в сторону, понеслась по полю, волоча по снегу его разбойницкое тело.

Третий разбойник тут же осадил своего коня и повернул назад. Видно, наглядный урок, продемонстрированный Порфирием Петровичем только что двумя выстрелами, остудил его разбойничий пыл.

– А ведь и правда, Порфирий Петрович, меток ты! – отдышавшись и переведя лошадей на тихий шаг, проговорил Селифан.

Порфирий Петрович ничего не ответил. Они уже отъехали с версту от того места, где напали на них разбойники, а он все держал в руке пистолет. Так и доехал до расположения бывшего его полка.

Было уже далеко за полночь, когда они подкатили к дому купца Прозорова, отданному на постой командиру батальона майору Дружинину. В тот вечер все офицеры полка собрались у него по обыкновенному поводу: поиграть в карты, а потом хорошо выпить и хорошо закусить. И Порфирий Петрович вошел в прокуренную залу как раз в тот момент армейского обыкновения, когда игра в карты плавно перетекала в веселую попойку. Все офицеры обступили капитана артиллерии в отставке. Тут же начали расспросы. Как он? Откуда? По какому случаю оказался тут? И прочее и прочее! В общем, известные вопросы в таких случаях – и известные ответы на них.

Слава богу, жив-здоров. В Торжке оказался случайно проездом в Москву. Узнал, что полк стоит здесь, потому и заехал. «И правильно сделал!» – сказал кто-то в ответ, и кто-то не преминул напомнить, что по этому поводу обязательно нужно выпить.

Выпили, и не один раз. Потом общий разговор, как это всегда бывает, рассыпался на отдельные разговоры. И Порфирий Петрович, улучив момент, отвел в сторону хозяина дома майора Дружинина.

– Володя, – обратился он к нему по старой дружбе, – дело… видишь ли… какое. Всего я тебе не могу рассказать. Поверь, если бы моя только воля, то я бы непременно…

– Порфирий, голубчик, к чему такие политесы? – прервал Порфирия Петровича майор. – Ты же знаешь, я их не люблю. Говори прямо, что ты хочешь от меня?

– Володя, ответь, никто в последнее время не предлагал вам для продажи лошадей?

– Предлагал, но нам они не нужны пока. А что?

– Кто? Мне очень важно это знать.

– Важно? – несказанно удивился майор. – Зачем? – И тут же засмеялся: – Молчу, молчу! Тайна же. – Майор на мгновение задумался. – Лошадей предлагал нам…

– Человек в черном!

– Помилуй, почему в черном? Ах да!.. Все вспомнил! Лошадей предлагал нам управляющий князя Ростова.

– И сколько он вам их предлагал?

– Много.

– Вспомни точно, Володя, сколько?

– Извини, не вспомню. И не проси!

– Я очень тебя прошу, вспомни.

– Хорошо, я постараюсь, но не сейчас. Ты же видишь, что я пьян. Завтра протрезвею – и вспомню. Ты, надеюсь, заночуешь у меня?

– С превеликим удовольствием! – ответил Порфирий Петрович, но заночевать ему у майора не пришлось. Через пять минут в дом к майору нагрянули полицейские чины и арестовали капитана артиллерии в отставке – Порфирия Петровича Тушина!

Конечно, арестовали не без некоторого замешательства, которое было устроили офицеры, разогретые вином, и весьма изрядно. Пришлось самому арестованному отбивать полицейских от своих разъяренных защитников.

– Господа офицеры, это недоразумение! – кричал Порфирий Петрович весьма благородно и убедительно. – Позвольте пройти мне вместе с ними в участок и там разъяснить это недоразумение. Позвольте!

Разумеется, благородство капитана в отставке полицейские не оценили. Выяснять недоразумение с ним в участке они не стали, а тотчас с молчаливым сопением запихнули в холодную и темную камеру.

Утром его допросил с пристрастием тверской полицмейстер, Бог весть как оказавшийся в Торжке! И вообще, в этом деле было столько несуразностей и зловещих совпадений, о которых мы пока интригующе умолчим, что Порфирий Петрович поначалу принял все происходящее с ним за сон и на допросе беспрерывно тер глаза, чтобы наконец-то проснуться, – но не проснулся.

А впрочем, зачем молчать, да еще интригующе, когда такие злодеяния приписали Порфирию Петровичу?

Итак, протокольно, без эмоций. Эмоции оставим адвокатам и присяжным заседателям. Порфирия Петровича Тушина обвинили в следующих преступлениях: поджог дома помещицы Коробковой П. В., в котором она и все находившиеся на тот момент люди сгорели заживо, дотла, до белых, так сказать, косточек; потом, спасаясь от погони, которую устроили за ним люди князя Ростова Николая Андреевича, прослышав о поджигателе, убил лошадь и ранил в голову человека князя Николая Андреевича Ростова.