Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
Однако дело с десантом тормозилось, несмотря на все старания Петра, в чем не последнюю роль играла политика Англии, которая, по договоренности, имея большой флот, должна была прикрывать десант. А в действительности всячески мешала подготовке. Причиной тому была боязнь усиления Петра на Балтике. Об этом сообщал царю из Лондона его представитель Веселовский. Англия даже пыталась поссорить прусского короля с царем, пугая его русской экспансией, но из этого ничего не вышло.
В Росток уже прибыли галеры с десантом, которые
Царь нервничал, возмущался: в бесплодных спорах и препирательствах союзников уходили самые благоприятные летние месяцы для высадки десанта.
Но, помня неудачу на Пруте, решил здесь не рисковать, не разведав предстоящего пути к берегам Шонии. В августе из Копенгагена он повел через пролив Эресунн две шнявы — «Принцессу» и «Лизету» для обследования берега Шонии и поиска места для высадки.
Сам Петр находился на «Принцессе» и все время стоял на шканцах, в сущности взяв управление судном в свои руки. Капитан шнявы находился рядом и не смел при царе и рта раскрыть, хотя нет-нет да и дублировал его команды.
Едва шнявы приблизились к берегу, как оттуда загрохотали пушки. Петр, приложив к глазу зрительную трубу и осматривая берег, кричал капитану:
— Видал, пока мы собираемся, швед уж готов нас встретить. Эх, черт! Ты глянь, как они окопались. А?
— Видно, разнюхали о наших сборах, — заметил капитан. — Вот и укрепились.
— Что тут было разнюхивать? Спор с союзниками вся Европа слышит. Шведу никакой разведки не надо.
А меж тем ядра, вспарывая воду, плюхались вокруг «Принцессы» и «Лизеты».
— Смотрите, — закричал вахтенный офицер, — у «Лизеты» гротарей {284} сбили!
И в это время ядро достало и «Принцессу», пробило под шканцами {285} перегородку и влетело в каюту капитана.
— Чуть бы выше, и… — пробормотал капитан.
— «Чуть» не в счет, — сказал Петр. — Спуститесь вниз, взгляните, что она там натворила. — И закричал зычно: — Эй, на руле! Делаем оверштаг {286} на зюйд! Вахтенный, сигнал на «Лизету» «делай как я».
После этой разведки Петр собрал своих генералов, сообщив о результатах рекогносцировки, сказал:
— Прошу каждого высказать свое мнение, что надо делать дальше. И чтоб я не слышал «чего изволите». Чтоб говорили собственное мнение.
Консилиум единогласно высказался за перенос десанта на будущее лето, поскольку начинались осенние штормы.
— Так я и знал, — хмурясь, говорил Петр. — Все будто сговорились. А вы как думаете, фельдмаршал?
— Я согласен с большинством, государь, — сказал Шереметев. — Ныне благоприятное время упущено, будем надеяться, в будущем, семьсот семнадцатом, году все же удастся высадиться, если, конечно, союзники
После консилиума, оставшись наедине с царем, Шереметев спросил:
— Как будем с армией, государь? Уводим в Россию?
— Ни в коем случае, Борис Петрович. Уведем только корабли в Кроншлот. Стоит нам отсюда уйти, как Карл может снова высадиться на материк. У него уж там, в Шонии, говорят, сосредоточено около двадцати тысяч. А наши союзники надежны лишь тогда, когда мы у них за спиной. Не будет нас, они Карла впустят. В Дании уже сейчас шумят некоторые горячие головы, мол, надо вступать в союз со Швецией.
— Трудно будет с провиантом, ваше величество, да и с зимними квартирами тож.
— Что ж, мы зря, что ли, с Мекленбургом породнились, ставьте полки в их городах.
— Герцог вряд ли сему обрадуется.
— Я за племянницей дал ему хорошее приданое. Пусть терпит. Если б не мы, от его герцогства только б перья полетели.
После отъезда царя фельдмаршал отправил герцогу Мекленбургскому Карлу-Леопольду официальное письмо, в котором предложил расположить в его городах четыре русских полка и просил назвать, где это можно сделать. Но ответа так и не дождался.
Тогда, собрав генералитет, решили размещаться самостоятельно. И вскоре в ставке фельдмаршала появился граф Толстой.
— Борис Петрович, что ж вы так, не посоветовавшись, занимаете города, размещаете полки?
— Петр Андреевич, я писал герцогу с просьбой указать нам места для зимних квартир, он не ответил. Не могу же я год ждать решения. У меня солдаты под открытым небом.
— Но надо ж как-то согласовывать. Герцог жалуется, что по герцогству прошли и датчане и пруссаки и безденежно брали с населения провиант и что ныне оно столь обнищало, что уж ничьего присутствия не выдержит, не вытерпит.
— Нас вытерпит, Петр Андреевич, мы за все платить будем. Я, размещая солдат по квартирам, отпускаю им деньги для оплаты хозяевам постоя и стола.
— Ну ежели так, то это уже другой разговор.
Поговорили еще о том о сем, и тут Толстой под большим секретом сообщил Шереметеву:
— У государя неприятность: исчез наследник Алексей Петрович {287} .
— Как «исчез»?
— Куда-то бежал.
— Давно?
— Еще в сентябре. Выехал сюда как будто к государю, но где-то свернул в сторону.
— Куда ж он мог?
— Найдут. Царевич не иголка, найдут. Государь уже разослал всем нашим представителям повеление узнавать, где Алексей может быть. Мне тоже пришло. Хотя я сомневаюсь, что Алексей кинется сюда.
— Почему?
— Да все эти короли царю в рот глядят, боятся его. Они Алексея сразу выдадут. Он скорей всего к родне мог убежать, в Вену. От нашего государя никто его в Европе не сможет заслонить, кроме императора. Помяни мое слово, он там обнаружится.