Фельдмаршал Паулюс - от Гитлера к Сталину
Шрифт:
Затем военнопленные попросили прочесть им вторую статью - о тотальной мобилизации в Германии, причем четверо заявили, что они об этом ничего не знают. В их голосе звучало сомнение, но его тут же развеял генерал-лейтенант Шлемер, сказавший, что он сам лично слышал об этом по радио, и они все тотчас ему поверили. По прочтении статьи переводчик вышел из купе, но через пять минут его вновь туда позвали. На этот раз в купе был только генерал-фельдмаршал Паулюс и генерал-лейтенант Шмидт. Генерал-фельдмаршал с таинственным видом вынул из сумки газету и сказал, что ему ее дал маршал Воронов1, чтобы он прочел статью
Но его лично интересовала другая статья - "Как был взят в плен Паулюс"3, которую он и попросил ему прочесть. В ходе чтения тон статьи был несколько смягчен, выброшены обидные эпитеты и его воинское звание было поставлено перед фамилией (в статье везде писали просто Паулюс). После слов о том, что генерал Братеску4 заявил, что германские генералы сожрали его лошадей, генерал-фельдмаршал Паулюс засмеялся и оживленно воскликнул: "Это верно, это верно! Я сам ел конину... но и они ели!"
Затем генерал-фельдмаршал спросил, правда ли, что в Германии официально объявлено о том, что он умер. На ответ переводчика, что он об этом не читал как об официальном сообщении, но вспомнил: в одной из статей говорилось, что в Германии полагают, что он умер, так как был ранен незадолго до пленения.
Паулюс сказал, что его это беспокоит из-за семьи, которая будет потрясена известием о его смерти. Он рассказал, что у него есть жена, дочь 28 лет (мать двух близнецов) и два сына, также близнецы. Один из них находится во Франции, а другой на излечении в Германии: он получил тяжелые ранения на Восточном фронте в обе руки, обе ноги и в легкие. Сейчас он поправляется. В течении всей борьбы за Сталинград генерал-фельдмаршал регулярно получал от семьи письма и даже говорил с домашними по телефону.
Фельдмаршал утверждал, что советским пленным приходится плохо, пока они на передовых позициях, так как их там нечем кормить, но как только отправляют в тыл, положе ние улучшается - их посылают на работу в сельском хозяйстве. Затем генерал-фельдмаршал стал вспоминать о днях окружения. У него задергались глаза, он стал говорить о том, как много ему пришлось пережить и вынести за это время, а также о том, что сейчас он больше всего страдает от безделья, которое особенно мучительно после привычной ему кипучей деятельности. В этот момент переводчик был отозван заместителем начальника эшелона, который нашел, что его беседа с генерал-фельдмаршалом слишком затянулась.
На следующий день мы, стоя у окна, беседовали о русском ландшафте, о природе Германии; генерал-фельдмаршал рассказывал о впечатлениях от России своего друга, ехавшего в Японию через Сибирь.
Перед концом поездки начальник эшелона дал генерал-фельдмаршалу почитать книжку на немецком языке, которая была возвращена через день. При этом Паулюс говорил с переводчиком о великом Гете1 и о старой немецкой орфографии.
Необходимо отметить, что поездка прошла вполне благополучно: перед приездом в Москву немецкие офицеры, являвшиеся старшими по отдельным вагонам, выразили начальнику эшелона благодарность за хороший уход и питание.
После прибытия в Москву последний эшелон с военнопленными из Сталинграда направился в подмосковный город Красногорск, где им предстояло прожить два месяца. Именно здесь, наконец,
Взгляды этих солдат разделяли и некоторое количество пленных офицеров, у которых создалось мнение, что фельдмаршал Паулюс оказался совершенно неспособным к боевым действиям. Особенно озлоблены были на него офицеры-радисты, которые говорили, что Паулюс со своими штабными офицерами сидел в бомбоубежище за чаем в то время, как у солдат не было ни боеприпасов, ни продовольствия.
Огорчила Паулюса и реакция простого солдата-денщика, коловшего дрова для обогрева дома, в котором жил фельдмаршал. Когда около него прошел Паулюс, то солдат посмотрел на него и не отдал ему чести, продолжая колоть дрова. Когда солдата спросили: "Почему ты не отдал чести генералу?" - то он ответил: "А ну его к ... (нецензурное выражение), он сейчас такой же военнопленный, как и я". Вряд ли кого-нибудь могло обрадовать такое отношение к собственной персоне.
Второго марта 1943 года для Паулюса был знаменательный день. Он начал вести дневник - толстую общую тетрадь в коричневой обложке. Ее ему подарил один из знакомых генералов. С этого дня у него появилось еще одно увлечение - ведение записей о прожитых в плену днях1.
Спустя две недели после прибытия в красногорский лагерь, фельдмаршал обратился к начальнику лагеря с целым рядом вопросов и просьб:
1. Можно ли увеличить ему жалованье.
2. О ремонте обмундирования.
3. Каким порядком писать письма.
4. Разрешить ему посещать военнопленных, живущих в других бараках и наоборот.
5. Заменить ему обслугу.
6. Чтобы назначать старшими комнат и корпусов старших по чину военнопленных офицеров.
7. Разрешить заходить к Паулюсу в комнату военнопленному полковнику Шилькнехту1, владеющиму русским языком для преподавания русского языка.
Паулюсу было разъяснено, что ему надлежит обращаться только по вопросам, касающимся лично его. Что же касается остальных военнопленных, то они имеют возможность сами обращаться в установленном порядке к командованию лагеря с просьбами, которые у них имеются.
По 1-му вопросу разъяснено, что выплачиваемая сумма утверждена вышестоящим командованием и изменена руководством легеря быть не может.
По 2-му вопросу - дан положительный ответ.
По 3-му вопросу - ему разъяснено, что, по инструкции, письма писать разрешается, поэтому он может получить в библиотеке открытки Красного Креста и написать письмо, которое будет направлено дальше в установленном порядке.
По 4-му вопросу - дано разъяснение, что, по инструкции, посещение других военнопленных запрещается.