Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину
Шрифт:
Штатское платье.
Проходят месяцы. Германский фронт отходит все далее на запад. Жизнь в генеральском лагере не изменилась. Конечно, прибытие новых пленных оказывает известное влияние на настроение. Паулюс все чаще и чаще стоит задумавшись, у большой географической карты, на которой ежедневно точно отмечается линия фронта на всем Восточном фронте, согласно русским сводкам. Он все реже разговаривает с людьми. Только некоторым близким лицам он выражает свой все растущий скептицизм.
Однажды весной 1944 года Паулюса и нескольких других генералов русский полковник увозит на виллу, которая расположена под Москвой и раньше служила домом отдыха для русских генералов. Там он встречается с двумя генералами, взятыми в
В разгар этих дебатов поступает известие о 20 июля. Это событие оттесняет все сомнения на задний план — относительно военной присяги и границы, отделяющей солдата от политика. И, наконец, опасения, возникающие у всякого о своих близких на родине. В тот день, когда в Берлине был повешен фельдмаршал фон Вицлебен, фельдмаршал выпустил воззвание к народу и армии, призывающее к устранению Гитлера и немедленному окончанию войны. Одновременно Паулюс заявил о своем вступлении в «Союз немецких офицеров».
Если бы я действовал иначе...
Вслед за этим Паулюс приходил в дом Национального комитета. Члены и работники комитета живут в бывшем доме отдыха московской милиции, расположенном у речки, примерно в 40 километрах от Москвы. Парк окружен колючей проволокой, и у ворот стоят часовые. Прогулки вне парка могут совершать только в сопровождении русских офицеров. Дом производит впечатление казармы. В столовой, в которой стоят покрытые белыми скатертями столы для четырех человек, обслуживают немецкие вестовые. У первого стола сидит генерал Зейдлиц. Теперь там занимает место и Паулюс. Если посмотреть в столовую во время еды, то не сразу поймешь, что видишь перед собой военнопленных, потому что каждый постарался придать своей военной одежде возможно более штатский вид. Знаки различия, как и во всех лагерях, больше не носятся. Обращение по чину уже больше не принято. С середины 1945 года Паулюс больше не носит знаков различия. Но по отношению к нему делается исключение. Ему говорят «господин фельдмаршал».
В доме издается газета. Здесь же записывается текст выступлений по радио. В этой работе Паулюс не принимает участия. И в новом кругу он не сбросил с себя обычной сдержанности. Ближе сходится он лишь с немногими. Они принадлежат, главным образом, к левому крылу комитета. Правда, раз в неделю он делает исключение и играет с находящимся в доме гессенцем в карточную игру «Двойная игра».
Здесь он впервые в плену начинает писать о Сталинграде. Так я видел Паулюса в третий раз: он шел рядом со мной по парку, несколько наклонившись вперед, с тросточкой в руке. На рейтузах его светлые полосы по бокам, там когда-то были красные лампасы. Мы беседовали о Сталинграде, и он меня расспрашивал о подробностях, которые должны были быть мне известны по занимавшейся мною тогда должности. По окончании разговора он остановился и, рисуя тросточкой крестики в песке, сказал очень тихо: «Да, теперь я знаю мне надо было тогда действовать иначе».
Среди офицеров часто обсуждалось отношение бывшего командующего к своим солдатам. Паулюс, несомненно, потерял свой авторитет среди немногих оставшихся еще в живых «сталинградцев». Однако Паулюс мог бы теперь без всякого риска посетить любой лагерь военнопленных. Другой находящийся в России пленный фельдмаршал Шернер —
Вскоре Паулюс поехал в Германию на Нюрнбергский процесс. В противовес систематически появляющимся в немецкой и иностранной печати слухам, я могу только констатировать, что до того момента не был речи об армии Паулюса. И. фон П.
Приложение 10
6 ноября 1947 года. 4-74. «Дер Курир».
Дом в Луневе (Национальный комитет «Свободная Германия»).
12 июля 1943 года колонна шестиместных легковых машин ЗИС двигалась по шоссе, ведущему из Москвы в направлении промышленного городка Красногорск. Машины остановились перед бараками, за оградой которых помещались немецкие военнопленные еще во время Первой мировой войны. Пик, руководитель делегации, еще раз проверяет в зале, как проведена подготовка. Рядом с ним Ульбрихт, сбривший в эмиграции свою ленинскую бороду.
«За народ и отечество» — написано на красном полотнище, висящем на левой стороне, а напротив — «За немедленный мир», «Против Гитлера и его войны», «За независимую, свободную Германию».
Ульбрихт удовлетворен. Напротив входа висят портреты Ленина и Сталина. Медленно собираются немецкие офицеры и солдаты, содержащиеся в лагере.
В течение этого и следующего дня произносится целый ряд речей и производятся голосования, в ходе которых рождается Национальный комитет. Эрих Вайнерт, элегантный костюм которого особенно резко бросается в глаза рядом с офицерами, одетыми в потрепанную форму, поднимается на трибуну: «Товарищи, я ставлю манифест на голосование». Подают праздничный обед. На середину зала выдвигают большой рояль. Выступает известная певица.
Затем артист Большого театра — бас Михайлов — поет русские романсы. Затем на чистом немецком языке раздается песня Шуберта «У колодца»... Эффект огромный!
Антифашистская школа.
Ее основание имеет свою историю. Уже в 1941 году русские создавали антифашистские группы среди рядовых военнопленных, которые проходили специальное обучение и образовали так называемый «актив». В феврале 1942 года в его среде появились первые офицеры: антифашистская школа была основана в этом же 27-м лагере в Красногорске. Основным предметом, изучавшимся в ней, была марксистско-ленинская философия. Кроме нее, разъяснялись и другие вопросы: техника проведения собраний, большевистская самокритика, Великая Отечественная война и т.д.
Питание там было несколько лучше. Обычно офицеры посещали эту первую высшую политическую школу. Некоторые побывали уже в Сталинграде за линией русского фронта.
Когда из приволжских снежных полей тысячами стали прибывать немецкие солдаты, антифашисты были распределены по лагерям. Но чисто марксистская работа не имела под собой почвы. Было трудно привлечь к ней офицеров. Были еще в силе присяга, страх людей с совершенно иными европейскими традициями. Тут эмигрантами-коммунистами, особенно Вальтером Ульбрихтом и одним русским специалистом, выступавшим под псевдонимом профессор Арнольд, была предложена более широкая платформа национальной оппозиции. Надеялись, что она будет иметь большой успех.
В Москву, видимо, поступали сведения о том, что в лагерях союзников имеют место подобные же мероприятия. Поэтому неожиданно и несколько поспешно в июне было созвано учредительное собрание, в подготовке которого принимали участие трое старших офицеров: майор Хоман и инженеры в чине майора Гец и Штесляйн.
Однако эксперимент удался. Вечером 18 июля в числе других имен, вошедших в состав комитета лиц, было уже громкое имя Зейдлица и имена четырех других генералов.
«Дезертиры мне не нужны».