Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
— Я уже думал об этом. В Белград командируется полковник Главного штаба Бобриков. Ему дана инструкция проверить готовность сербской армии к войне.
— Однако в Белграде почему-то считают, что Сербия может вступить в войну не ранее весны будущего года, ваше величество. Там ждут тёплых дней и сухих дорог.
— Не только. Настроения в Белграде делают наши неудачи под Плевной.
— Значит, князь Милан ждёт плевенской победы?
— Думаю, что только её. Видинский Осман-паша сербам известен очень хорошо. Поражение турок должно изменить позицию Обреновича и его воевод...
Полковник
— Мы задержались под Плевной, вероятно, на продолжительное время. И нам было бы очень кстати, если бы сербы оттянули на себя часть турецкой армии. Ты понимаешь, что чем скорее это было бы сделано, тем лучше...
В Белграде Бобриков встретился с сербским министром иностранных дел Йованом Ристичем. Тот сказал российскому посланцу, что армия княжества не может выступить против Турции ранее первых тёплых мартовских дней:
— Вы считаете, господин Ристич, что до этого срока русская армия не возьмёт Плевенскую крепость?
— Это не моё мнение, господин полковник. Сербии важно, чтобы ситуация в Болгарии стала ясной.
— Значит, Белград занимает позицию выжидания?
— А что нам делать? Если ваша армия отступит зимой за Дунай, то вся султанская армия подступит к нашим границам...
Однако ход войны внёс изменения. Падение Плевны и капитуляция армии Осман-паши положили конец колебаниям министров и воевод князя Милана: победа русского оружия впечатляла. Уже 1 декабря Сербия объявила войну Оттоманской Порте. В княжеском обращении к народу говорилось:
«Сербы!
Если Порта грозит нам в минуту величайшей для себя опасности от армии одной из могущественнейших держав, мы не можем упустить этого случая, чтобы не обеспечить раз и навсегда нашу будущность...
Хотя доблестная русская армия может и без нашего содействия восторжествовать в святом деле... тем не менее ничто на свете не может нас освободить от выполнения долга, падающего на сербскую нацию...
Вперёд! Во имя освобождения наших угнетённых братьев, во имя независимости нашей дорогой родины Сербии!»
Получив телеграфную депешу от полковника Бобрикова о том, что Сербия вступила в войну, Николай Николаевич-Старший сказал начальнику армейского штаба Непокойчицкому:
— Артур Адамович, князь Милан объявил туркам войну. Его армия выступает. Кто нам поможет обеспечить с ней связь?
— Ближе всего к границам Сербии на сегодня стоят разъезды из 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, ваше высочество.
— Кто именно?
— Первый дивизион лейб-гвардии Гродненского гусарского полка из третьей бригады.
— Командир дивизиона полковник Коссинский?
— Точно, он, ваше высочество.
— Через командира дивизии поставьте от моего имени Коссинскому задачу: сделать поиск к городу Пироту и установить связь с сербами.
— Что ещё?
— Ещё озадачьте гусарский дивизион тем, чтобы он по пути нарушал повсюду телеграфную связь турок.
Конец 1877 года резко изменил расстановку сил на Балканах. Численность русской Дунайской армии, заметно пополнившейся резервами, составляла 554 тысячи человек при 1343 орудиях. Её союзниками стали такие войска: 81,5 тысячи сербов, 48 тысяч румын и 14 тысяч черногорцев.
Дунайской армии турки могли противопоставить только 183 тысячи человек при 441 орудиях. Это были: 100-тысячная армия Сулейман-паши и войска под командованием Вессель-паши и Шакир-паши. Сербия, Черногория и Румыния оттянули на себя свыше 60 тысяч турецких войск. Потеря более чем 40-тысячной армии Осман-паши оказалась для Турции на Балканах более чем чувствительной.
В ноябре стало ясно, что неприятель уже не способен вести широкие наступательные операции и больше уповает на оборону Балканских гор и крепостного четырёхугольника. Этим можно было Стамбулу затянуть войну в ожидании благоприятных изменений в международных делах.
Военный министр Милютин предоставил на рассмотрение императору Александру II докладную записку, в которой сделал предложение о переходе через Балканский хребет:
«...Начать прежде всего движение правым флангом, разбить Шакира, рассеять вновь формировавшуюся турецкую армию в Софийско-Ихтиманском районе и затем движением на Филиппополь и по южному склону Балкан заставить турок очистить проходы, а в случае упорства — одновременно атаковать их и с фронта и с фланга».
Милютин был не одинок в таких замыслах. Главнокомандующий тоже высказался за немедленный переход через Балканы с прицелом на Царьград — Константинополь — Стамбул, то есть предложил государю план широкомасштабной наступательной операции с целью победного завершения войны.
Александр II постепенно начал тяготиться войной, которую думал закончить в одну кампанию, то есть в 1877 году. 30 ноября государь собрал военный совет, на котором кроме него присутствовало всего шесть человек: главнокомандующий, Николай Николаевич, и начальник его штаба Непокойчицкий, князь Карл Румынский, военный министр Милютин, инженер-генерал Тотлебен и генерал-лейтенант Николай Николаевич Обручев, управляющий делами Военно-учёного комитета Главного штаба, недавно прибывший с Кавказа. Там дела после взятия крепости Карс шли более чем успешно.
Вопрос на военном совете обсуждался только один: переход за Балканы и перенос туда боевых действий. Совет открыл император, который показал собравшимся генералам только что полученную телеграмму из Берлина:
— Это депеша на моё имя, но она касается всех нас. Посланник сообщает, что «железный» канцлер Бисмарк приказал убрать лежавшую у него на столе карту Балканского театра военных действий.
— Почему, ваше величество?
— Наш посол в Берлине даёт на этот вопрос следующий ответ: Бисмарк решил, что до весны будущего года эта карта ему не потребуется.