Фельдшер скорой
Шрифт:
И тут в дверь кто-то позвонил. Осторожно так – нажал на кнопочку и тут же отдернул пальчик.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спросил я Давида.
– Нет. А ты?
– Так все здесь уже. Может, не будем открывать?
Мы дружно заржали, да так, что разбудили Кузьму. Он открыл глаза и недовольно мяукнул. Дзынькнуло еще раз. Ну что тут поделать, придется идти. Может, что-то срочное?
На пороге стояла Оксана Гавриловна Пилипчук, старший преподаватель кафедры общей гигиены, а по совместительству – моя заклятая соседка. Одета в домашнее платье, на ногах – шлепки. В руке она держала тортик
– Добрый вечер, Андрей Николаевич, – въевшимся в ее сущность преподским голосом сказала она.
– Добрый, – ответил я и уставился на нее.
Разговаривать с ней о чем бы то ни было не хотелось. Лучше я вернусь на кухню и допью пиво.
– Я хотела бы извиниться за свое… недостойное поведение, Андрей Николаевич. Обещаю: это больше никогда не повторится. Вот, возьмите, пожалуйста, и не держите на меня зла. Еще раз доброго вам вечера.
Она ушла, захлопнув за собой дверь своей квартиры, а я стоял с этим дурацким тортиком, прямо как герой еврейского анекдота, и пытался сообразить: а что это было?
– Кто приходил? – спросил Давид. – Кот, кстати, жрать просит.
– Куда ему? Не верь, он ел недавно, при тебе, кстати. Ходил потом с трудом. Пилипчук приходила, прощения просила. Тортик вот принесла.
Ашхацава, кстати, и выяснил все обстоятельства, сподвигнувшие мою соседку на столь радикальное изменение ее творческих взглядов.
Любвеобильный абхаз знал в институте почти всех особей женского пола. Не все, правда, знали его, но это уже, как говорится, совсем другая история.
Впрочем, Виктория, наша деканатская секретарша, была и мне знакома. Вот она и поведала совершенно фантастическую историю. Она как раз зачем-то ходила в ректорат, когда ректору позвонил сам академик Чазов. Совершенно случайно там включилась громкая связь, и они услышали, как Евгений Иванович интересовался у ректора, почему какой-то замшелый преподаватель портит жизнь ценному научному кадру. Ну и так далее.
Тут же последовало поручение доставить возмутительницу спокойствия на ковер. Естественно, у Виктории появились еще дела в ректорате – ведь ей надо было обязательно посмотреть, как кого-то будут ругать.
Пришла Пилипчук, ее ради такого дела сдернули с пары на радость студентам. Ректор для начала поинтересовался, все ли в порядке у нее на работе. Потом спросил, а сколько же публикаций у уважаемой за последний год. Оказалось, что пока ноль, но готовится статья не то в институтском сборнике, не то еще в каком-то значимом издании, пользующемся заслуженным уважением во всем мире. И тут Виктория получила совершенно бесплатный мастер-класс постановки подчиненных в коленно-локтевую позицию, в просторечии именующуюся «пьющий олень». Пилипчук сообщили, что от ухода на пенсию ее отделяет всего один кривой взгляд в сторону надежды советской науки, который, будучи студентом, умудрился опубликовать за полгода две статьи в рецензируемых отечественных журналах, и еще две готовятся в заграничных. Чего у Пилипчук не было ни разу в жизни.
Умудренная опытом старая кляузница тут же поняла, что слегка переусердствовала. Каялась
Вопрос с Шишкиной надо было прояснить до конца. Вот не нравился мне этот демонстративный игнор.
– Лиза, еще вчера мы были вдвоем, – пропел я из Губина, поймав девушку после одной из пар. Подружки Шишкиной тормознули, навострили уши. Я не стал их разочаровывать, продолжил обольщать:
Еще вчера не знали о том, Как трудно будет нам с тобой расстаться, Лиза, И новой встречи ждать день за днем… Лиза, когда теперь увидимся вновь? Кто знает, может, это любовь?Шишкина мило так покраснела, обернулась на однокурсниц. Бровями им просигнализировала, чтобы отвалили прочь. Не тут-то было. Раздались возгласы:
– Это новая песня?
– Что там дальше?
– А слова запишешь?
Я, честно сказать, не помнил, что там было дальше, только еще часть песенки:
Лиза, не исчезай, Лиза, не улетай… Лиза, где же ответ? Счастье – было, и вот его нет…Я раскланялся на публику, но аплодисментов дождаться не успел – Шишкина подхватила меня под руку, затащила в пустую аудиторию. Демонстративно хлопнула дверью.
– Если ты думаешь, что глупыми песнями можешь загладить свою вину…
Так, жениться я не готов, пускать жить в квартиру – тоже. Что же остается? Подарок или дорогой подарок. На шубу у меня денег нет, да и зима кончилась. Зато впереди что? Правильно, майские праздники. Если зачетную сессию сдать досрочно, можно махнуть… ну, например, в Сочи. Там уже тепло. Купаться еще нельзя, а вот загорать – самое то.
– Как смотришь на то, чтобы махнуть на машине в мае на юга?
– Дикарями? – Лиза задумалась, закусила губку.
– Зачем дикарями? Можно и цивилизованными людьми. Приезжай завтра вечерком, обсудим варианты.
Я был на 100 % уверен, что у ЦКБ наверняка где-то на побережье есть своя база отдыха. Неужели Чазов откажет мне в такой малости, как недельная путевка?
– Ладно, приеду. – Шишкина вздохнула, погладила меня по щеке. – Сволочь ты, Панов, та еще, конечно. Ты знаешь, сколько раз мне делали предложение? И скольким парням я отказала?
– Уверен, у тебя и списочек сохранился, – улыбнулся я. – Первая красавица курса, давай продолжим мысль… Хм, что же ты во мне нашла?
– Ну уж явно не обручальное кольцо на пальце! – Лиза показала мне свою руку, помахала ладонью перед лицом.
– Ты же не только красивая, но и умная, – продолжал льстить я. – Ну вот представь. Поженимся мы. Меня распределят уже в следующем году к черту на кулички. Например, в ЦРБ в глубинах Черноземья. И ты, как верная супруга, поедешь со мной поднимать медицину в каком-нибудь райцентре. Встаешь с утречка, отманикюренными ручками начинаешь убирать навоз за буренкой, что нам выделит председатель. Беременная. Ибо я у срочного больного.