Фелидианин
Шрифт:
Мирта затянулась в последний раз и достала еще одну сигарету. Помедлила, щелкая зажигалкой, и повернула направо.
— Не туда! — воскликнул я. — Господи, только не туда! Взгляд метнулся по улице, скакнул по деревьям, по тротуару…
— Ты! — Мой возглас заставил длинношерстную черную кошку испуганно подскочить. Жёлтые глаза загорелись ожиданием.
— Ария. — Ее имя само юркнуло мне в ладонь. — Давай.
Кошка легко спрыгнула с тумбы и перебежала дорогу у самых ног Мирты, едва не коснувшись хвостом ее туфель. Она вздрогнула и остановилась. Беспомощно пожала плечами, затушила
Я почесал Бормота за ухом и улыбнулся. Мирта всегда была суеверной. Прията» осознавать, что некоторые вещи не меняются.
Стремительно темнеющее небо било ясным, но в воздухе пахло дождем. Дорога тянулась, вырастала перед машиной, и разгорающиеся фонари отмечали ее края, заслоняли от полей и перелесков:
Я расстелил на коленях платок и осторожно переложил на него котенка. Осмотрел шерсть, лапы.
— Ну и стерва, — возмущенно заявила Мирта, искоса наблюдая за моими манипуляциями. — Багажник нам поцарапала.
— Ты ее толкнула, — заметил я.
— Подумаешь. Совсем легонько. Я пожал плечами.
— Что там с животинкой?
— Ничего страшного. Слабенький он, сыпь на морде, царапины… Глаз действительно какой-то странный. — Я поморщился.
Котенок по-комариному пискнул, и Мирта расхохоталась.
— Об-бормот, — сказала она, слегка заикаясь от смеха.
— Точно — Бормот. — Я легонько щелкнул котенка по носу и прижал к себе.
На ветровое стекло упали первые капли дождя. Заработали дворники, размазывая их в водяную пленку. Я включил радио и откинулся на кресле, поглаживая котенка по голове кончиками пальцев. Мирта задумчиво вела машину, ее левая рука с дымящейся сигаретой покоилась на полуспущенном оконном стекле. Дождь усиливался.
Все произошедшее следом слилось для меня в черно-алый калейдоскоп ужаса и боли. Из-за поворота выскочила машина, помчалась к нам, слепя дальним светом. Мирта выругалась, лежавшая на руле рука дрогнула, и опелек понесло в сторону, завертело на мокром асфальте. Взвыли тормоза, нас снова дернуло, закрутило, и сквозь шум ливня мне послышалось громовое неразборчивое бормотание.
Удара я не помню — только холодную пустую тишину, установившуюся после него. Я падал в струях водопада, переворачивался, летел все ниже и ниже, тугие потоки били меня по спине, осколки резали грудь, голову…
Потом я ударился о дно и открыл глаза. Тишина постепенно обрастала звуками — в нее вплетался шелест капель, гудение ветра, какой-то металлический скрип. Мое сиденье было сдавлено, сплющено, покореженная боковая дверца — наполовину прогнута, пепельница — полна крови. Прямо перед лицом болтались пластмассовые ошметки. Сквозь разбитое ветровое стекло лилась вода. Под пальцами я почувствовал что-то теплое, живое.
«Бормот», — подумал я, и это было моей первой мыслью после аварии.
Котенок пошевелился и еле слышно мяукнул. Я хотел на него посмотреть, но побоялся. Мне было страшно опустить глаза, увидеть, что с ним произошло.
— Мирта, — позвал я. — Мирта? Она не ответила.
— Мирта! Мирта!
Я слышал только дождь. «А если она погибла?»
— Мирта!
Тихий звук донесся до меня, и я напрягся,
«Господи, неужели та старуха?»
Я потянулся вперед и вверх. Я был готов ко всему: просить, плакать, умолять ее о помощи…
Передо мной текла дорога — пустая, темная, с редкими пятнами фонарей. Под одним из таких пятен лежало что-то бесформенное, мертвое — искалеченный до неузнаваемости остов столкнувшейся с нами машины. Я отвел взгляд.
По полосе разметки шел человек. Невысокий, стройный — не давешняя толстуха.
Мирта.
— Вернись! — Собственный голос показался мне нестер пимо, болезненно оглушительным. — Мирта! Я жив, вернись! Помоги мне! Мирта!
Она не остановилась, не обернулась. С ее левой руки стекали капли крови, падали на мокрый асфальт. В правой руке она несла порванную босоножку.
— Мирта. Мирта! — я шептал, я кричал в удаляющуюся спину.
Когда ее силуэт исчез, Бормот забрался мне на плечо, ткнулся носом в шею, словно говоря: не бойся, ты не один. Но я был один. Я лежал, зажатый, замурованный в разбитой машине, и мне было так страшно, что мир вокруг плыл.
Я был один.
Ночь наступила сразу, как только солнце скрылось за горизонтом. В темноте сосны казались выше, они источали холод и угрозу. По вившейся между ними тропинке сновали тени.
Мирта приближалась. Я готовился.
Я бежал, плыл по Ветвям, созывая всех, до кого мог дотянуться. С каждым ее шагом мое войско становилось все больше. Кошки сидели везде: на камнях, на ветках деревьев, на клумбах. Я уже не был один, и мне нечего было бояться. Только не мне.
Когда она появилась, сидевший у меня на руках Бормот зашипел и мазнул лапой по воздуху.
— Погоди, — прошептал я. — Надо ее подальше заманить.
Я видел Мирту множеством глаз с самых разных точек — ее лицо, ее профиль, ее затылок. Ее запах был чужим, отвратительным, вызывающим агрессию. Как только она оказалась у ограды, я приказал нападать.
Коты сорвались с мест разом — широкой, стремительной волной. Мирта сперва не поняла, что происходит — замерла на месте, заозиралась, потом вскрикнула, метнулась в сторону, попыталась вернуться назад.
Коты стелились, коты скользили, летели по дорожке. Первым подбежал к Мирте Зет, прыгнул на грудь, выбросил вперед лапу, целясь в глаза. Булка, Мышур н Дру отстали всего па шаг. Следом за ними неслись Ария, Петька и Маша. Мирта снова вскрикнула, потянулась к лежавшей на траве суковатой палке, но было уже поздно.
Я на секунду отвернулся, переводя дух. Все было правильно. Мохнатый шипящий ком катился по дорожке, а с деревьев, со скульптур спрыгивали все новые кошки.
Я не винил ее за аварию, ие винил за боль, за режущий, ломающий тело водопад, не винил за полную крови пепельницу.
Я не мог ей оросить того, что она ушла и оставила меня там, бросила наедине с темнотой и шорохом дождя.
Когда-то я, наверное, любил ее — я не помнил этого точно, — но теперь жил только одним чувством, только оно заставляло меня думать и ощущать. Криком разогнав вцепившихся в нее кошек, я прыгнул к Мирте.