Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском
Шрифт:
Ближайшее занятие кружка проходило в железнодорожном депо. Собрались после работы в конторке рядом с пустым паровозным стойлом.
— Во всем российском государстве празднуют сейчас коронацию императора Николая Второго... Послушайте, что написано об этом в газетах.
Рабочие слушали молча Феликса. Феликс отодвинул газету.
— Вот, товарищи, — сказал он. — Представим себе теперь эти золоченые кареты, в которых едут нарядные женщины, сам император, а впереди всех скачут жандармы... И представим себе другую процессию: телеги ломовых извозчиков, едущие, тоже со стороны Ходынского поля, на
Все сидели, опустив головы. Потом один из деповских, в засаленном пиджаке и штанах, в разбитых ботинках, громко сказал:
— Дожили... Я предлагаю почтить вставанием память погибших на Ходынском поле...
Когда стали расходиться, тот же мастеровой сказал Феликсу:
— Яцек, идем, мы проводим тебя другим ходом. С посторонними тебе лучше не встречаться...
Они пошли, перешагивая через рельсы, через канавы, пробираясь между паровозными скатами. Сквозь дыру в заборе выбрались на улицу.
Глава вторая. Профессиональный революционер
Феликса арестовали днем на площади возле военного собора в Ковно, где он должен был встретиться с Римасом. Римас, рыжеватый подросток с завода Рекоша, обещал привести на встречу еще двоих заводских ребят. Но почему-то никого не было... Вместо Римаса подошли двое жандармов.
Служба в соборе еще не кончилась, потому на площади и в сквере народу было немного. Феликс спокойно шел навстречу жандармам. Они внезапно расступились и схватили его под руки.
— Не советуем сопротивляться, вы арестованы, — сказал вахмистр.
— В чем дело, господа?
— В полиции разберемся... Идите!
Феликс не мог себе представить, почему произошел провал. Он не знал, что Римас все же приходил к скверу и показал жандармам, с кем должен был встретиться. Показал и поспешил скрыться: ему велели сразу же идти в полицию и ждать там дальнейших распоряжений.
Римас уже не рад был, что согласился на такое дело...
Жандармский вахмистр и его помощник не знали, что молодой человек, которого они только что арестовали, в сквер пришел не один. В отдалении за ним шел его товарищ — Осип Олехнович, тоже приехавший из Вильно. Олехнович видел, как арестовали Феликса, и немедленно исчез из сквера.
Полицейский участок находился рядом. В канцелярии пристава допрос начался немедленно. Феликс назвался Эдмундом Ромуальдовичем Жебровским. Ему девятнадцать лет, он дворянин из города Минска. Другие сведения о себе сообщить отказался... Не назвал и своего адреса в Ковно.
— Напрасно, напрасно упорствуете, господин Жебровский, — увещевал вахмистр, разглаживая пушистые усы, предмет гордости и постоянной заботы. — Человек вы, видно, ученый, а знаетесь со всяким сбродом...
Перед вахмистром Барковским стоял молодой человек — высокий и стройный, с зачесанными назад непослушными волосами, и спокойно глядел на него зеленовато-серыми глазами. Одет был опрятно: поношенные, но начищенные до блеска ботинки, брюки навыпуск, пиджак, расшитая узорами полотняная рубаха,
— Я нисколько не упорствую, — спокойно ответил задержанный. — Просто считаю все это досадным недоразумением.
Про себя он напряженно и встревоженно думал: видел ли Осип, как его арестовали? Если видел, тогда все в порядке — он сумеет спасти гектограф, замести следы нелегальной работы. Тогда действительно никому не будет грозить опасность, а происшедшее обернется недоразумением.
При обыске из карманов задержанного извлекли газетные вырезки, книжечки «Для народного чтения», стихотворение, которое начиналось словами: «Солнце правды взойдет над кровавой зарею...» Ну и что? Это не повод для ареста, тут все легальное. Но что значит фраза, брошенная жандармом: «знаетесь со всяким сбродом»? С каким сбродом? Что они знают? Откуда? Может, кто предал?
Феликса арестовали в воскресенье, когда в жандармском управлении никого из начальства не было. Поэтому свой доклад об аресте вахмистр отложил до следующего дня. Арестованного отправил в камеру при полицейском участке, а вещественные доказательства завернул в ситцевый платок, прошил сверток суровыми нитками, прижал сургучной печатью.
После этого он занялся допросом Римаса.
— Откуда ты знаешь Эдмунда Жебровского? — спросил вахмистр Римаса.
— Кого?
— Жебровского, говорю, откуда знаешь, которого взяли?
— А!.. Дак он не Эдмунд — он по-другому себя называл... Яковом! Переплетчик он. Встретились с ним на страстной неделе. Про наш завод спрашивал, просил на работу устроить. Где живет, не говорил... Встречались в пивной рядом с заводом. Я было осерчал на него — думал, мою девчонку отбить хочет. Да вроде нет — он только выспрашивал ее обо всем — она на швейной фабрике работает в Алексоте. Я об этом их благородию уже рассказывал, — Римас кивнул на жандарма. — Они мне за то десятку обещали выдать.
— Ладно... Распишись под протоколом, вот здесь.
— А я неграмотный... У нас от деревни школа верст двенадцать, не находишься... Может, крестик поставить?
— Ничего, обойдется и так. Подпишем за неграмотного.
Вахмистр вытащил из кармана смятые деньги — пятерку, трешницу и две бумажки по рублю. Разгладил, поглядел на них с сожалением. Подвинул на край стола. Потом передумал:
— Хватит тебе и восьми рублей. Держи, да не болтай...
— Мне десять полагается, — робко выговорил Римас.
— Мало что полагается!.. В другой раз больше получишь. Ступай!
Когда подросток вышел, вахмистр протянул долговязому помощнику смятую, засаленную рублевку.
— Держи! Делю пополам — по-честному... В нашем деле все должно быть по справедливости.
В ковенском жандармском управлении «по справедливости» жили не только нижние чины и рядовые жандармы.
Во главе ковенского охранного отделения стоял полковник Владимир Дормидонтович Иванов, человек лет сорока пяти, с характером мягким и покладистым. Владимир Дормидонтович зла никому не желал. Он лишь действовал по закону, по долгу службы и не отступал от этого ни на мизинец. Внешне был вполне респектабелен: нафабренные усы, хороший цвет лица, подтянутая фигура, всегда тщательно выбритый, благоухающий одеколоном «Четыре короля».