ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (F?licia, ou Mes Fredaines, 1772)
Шрифт:
Общество ранило молчание. Наконец шевалье решился прервать гнетущую тишину, увидев, что из глаз прекрасной госпожи Дюпре, потекли горькие слезы, которые она мужественно пыталась сдерживать.
— Возможно ли, моя прекрасная госпожа, — нежно сказал д'Эглемон, сжимая ее руки в своих, — возможно ли, что неприятности вчерашней ночи так сильно расстраивают вас, заставляя меня чувствовать разрывающие сердце угрызения совести?
— Оставьте меня, месье, оставьте, вы оскорбили меня, воспользовались моей доверчивостью, сделали несчастной до конца дней!
— По правде говоря, госпожа Дюпре, все это не заслуживает…
— Все люди, месье, чувствуют и оценивают события по-своему! Я…
— Конечно, конечно, мадам! И все-таки, окажите мне
— Коварный человек, оставьте меня! Вы заслужили мое вечное презрение и ненависть. Для вас нет ничего святого, вы не цените ни гостеприимство, ни слабость женщины, ни ее чувства к благородному человеку — вашему другу!
— Признаю все свои прегрешения, мадам! Я — чудовище (негодяй стоял на коленях и был, как всегда, очень соблазнителен). Моя очаровательная госпожа Дюпре, я вел себя недостойно, но разве стоит обличать зло, которое не можешь исправить? Вы хотите осложнить ситуацию? Хотите, чтобы она имела ужасные последствия?
— Как? — вмешалась Сильвина, проявляя живейший интерес. — Речь, как я вижу, идет о крайне важных вещах?! (Обвиняемый по-прежнему стоял на коленях, покорный, виноватый, готовый принять любое наказание.)
— Избавьте меня, мадам, — заговорила вдова, — избавьте от необходимости рассказывать о случившемся бесчестье.
— Я помогу вам, мадам, — вмешался виновный шевалье, — Вчера, милые дамы, я имел несчастье потерять рассудок — со мной это случилось впервые в жизни… я…
— Мы все об этом знаем, равно как и о вашей ране, — нетерпеливо перебила его Сильвина.
Шевалье невольно улыбнулся и продолжил:
— Итак, мадам искала, чем меня перевязать, и так хотела облегчить мои страдания, что забыла скрыть от нескромных мужских глаз изумительной красоты шею, совершенное тело, едва прикрытое рубашкой и самым простым корсетом!.. Ноги, великолепные, обнаженные наполовину ноги!.. Спрашиваю вас, какой мужчина сумел бы устоять перед такими прелестями, да еще будучи, так сказать, под парами?! Теперь, в нормальном состоянии, сердце мое скорбит, я не могу думать о случившемся без ужаса!
Госпожа Дюпре, смягчившаяся против своей воли, была тем не менее вынуждена сказать, соблюдая приличия:
— Хватит, месье! Эти похвалы вовсе не льстят мне — я слишком дорого заплатила за то, что имела несчастье понравиться вам!
— Я продолжаю, дамы… Да, я был дерзок. Я посмел коснуться рукой понравившегося мне тела… упругость, белый атлас, такой тонкий и нежный, — все это окончательно вывело меня из равновесия… Боже, я сам себе отвратителен… но это проклятое опьянение… Щадя целомудрие мадам, закончу в двух словах. Да, я действовал грубо, госпожа Дюпре не боялась меня, и первые Мои движения — по правде говоря, весьма смелые — не напугали ее… Я схватил мадам… она закричала… Я сделал несколько попыток… она закричала еще громче, но я уже собой не владел. К несчастью, кровать была совсем близко, мадам упала на нее в самой выгодной для меня позе… Я этим воспользовался: у нее уже не было сил кричать, и…
— Прекрасно, — сказала Сильвина, внимательно выслушав сию интересную исповедь. — Хотите ли вы, друзья мои, чтобы я высказала свое мнение об услышанном? Госпожа Дюпре не станет сердиться?
— Я согласна, мадам, — стыдливо ответила новоявленная Лукреция.
— Целиком полагаюсь на госпожу Сильвину, — поддержал ее наш красавец Тарквиний. Мы все с нетерпением ждали, что скажет Сильвина, готовившаяся начать и имевшая очень важный вид. Прежде, чем начать, она сделала паузу, подобно оратору, завершившему выступление. Пожалуй, я тоже переведу дыхание.
Глава XXIV. Продолжение предыдущей главы Признание госпожи Дюпре. Примирение
Вот что
— Признаюсь честно, моя дорогая госпожа Дюпре, что, если я и не одобряю шевалье после того, что он нам поведал о своих действиях, это не мешает мне осуждать и ваше собственное поведение. Во всем этом деле серьезную опасность представляют только ваши крики. На что вы надеялись? На помощь? Но чью? Женщин? А что они могли бы сделать? Или на подмогу со стороны наших молодых безумцев? Они не только не собирались исправлять ошибки шевалье, но — напротив — мечтали сами натворить нечто подобное, если не хуже. Вы рассчитывали на Ламбера? Было бы очень жестоко заставлять вашего любовника и вашего друга вцепиться друг другу в глотку из-за легкого флирта! Что до вашей репутации — если вы боитесь именно за нее, будьте уверены, что скомпрометировали себя в тысячу раз больше, позволив, как вы это сделали вчера, окружающим подозревать, что с кем-то боретесь. Ничего серьезного не случилось бы, действуй вы без шума, по-дружески уладив дело с галантным кавалером, который никогда не позволил бы себе рассказать о приключении окружающим. Вы любите Ламбера — прекрасно! Сердечная привязанность — великая вещь, но случай и темперамент тоже имеют свои права, которым никакие сентиментальные соображения не в силах помешать. Впрочем, вы ничего не должны человеку, который еще не стал вашим мужем: вы при любых обстоятельствах будете прекрасной партией для нашего друга Ламбера, человека безусловно талантливого, и достойного всяческого уважения, но не имеющего собственного состояния. Если, по вашей вине, он узнает о том, что произошло, то окажется перед ужасной альтернативой: совершить низкий поступок, женившись на женщине, признавшейся в измене, или поступить благородно, но глупо, отказавшись от брака, обеспечивающего его счастье и благополучие. Вы вдова и избавлены от необходимости приносить мужу драгоценный дар невинности… Правда, вы так широко объявляли о том, что готовитесь сделать этот подарок второму мужу…
— Госпожа Дюпре, — прервал монолог Сильвины шевалье, — будьте откровенны… теперь… перед всеми нами… (несчастная госпожа Дюпре ужасно покраснела.) Готов признать, — продолжил шевалье, — что любой самый опытный кавалер может ошибиться в вопросе девственности. Однако… я, несмотря на огромное желание пощадить чувства мадам, оказался бы в крайне затруднительном положении, если бы решился высказать вслух… Между нами, моя очаровательная госпожа Дюпре, реагируйте, как пожелаете, но мне показалось… и думаю, что имею право утверждать, как человек чести…
— А-а, понимаю! — вступила в разговор Сильвина. — Все это меняет дело. Но теперь ясно, что мы напрасно беспокоились. Итак: Ламбер ничего не узнает и женится на мадам, которая за время, оставшееся до его возвращения, поразмышляет и утешится. Будьте справедливы к шевалье, госпожа Дюпре! Предрассудки, романтические чувства, немного провинциальной ржавчины? Именно отсюда происходят ваши угрызения совести и мучения! Мы вас от этого вылечим. Будущее для вас заключается в человеке, за которого вы выйдете замуж. Забудьте о том, что сотворил этот демон, его варварский поступок никак не повлияет на ваши отношения с Ламбером, которого мы все так любим…
Прекрасная вдова оказалась припертой к стенке и ничего не могла возразить нам. Она сочла нужным оправдаться за бесполезную ложь, в которой мы стали её подозревать, ведь она действительно хотела выдать себя за девственницу.
— Я очень несчастна, — сказала госпожа Дюпре, — ибо должна признать свою вину, чтобы вы не считали меня лгуньей и не презирали. Я не собираюсь отрицать то, что шевалье, как истинный знаток, только что объявил вам. Увы! Признаюсь, что вчера уже не обладала тем бесценным даром, которым кичилась перед вами, когда мы только познакомились. Но… знайте, что это господин Ламбер… И когда же? Накануне несчастного вечера!.. Нужно быть очень невезучим человеком, чтобы получить такое оскорбление от женщины, на которой собираешься жениться.