Фемида его любви — 2
Шрифт:
— Вещи завтра заберем, — сообщил он, паркуясь возле соседнего дома. Стоянка была полностью забита машинами, поэтому подобраться ближе к подъезду не получилось.
— Без проблем, только мои работы и чемодан возьмем, хорошо? — попросила я, не желая оставлять в не вызывающем доверия дворе наиболее ценные душе вещи.
Он жил на втором этаже новостройки. По сравнению с прошлой квартирой, эта была более просторной, но все такой же неуютной, к тому же не до конца обжитой. Мы были первыми жильцами после ремонта: запах свежепоклеенных
Квартира казалась мне унылой своей необжитостью. Ни цветов, ни картин, ни статуэток. Ску-ко-та. Завтра же займусь развешиванием своих картин по стенам, чтобы не взвыть от удручающей тоски голых стен.
До меня плохо доходила суть происходящего, в голове был полнейший хаос и чтобы хоть как-то себя отвлечь, я думала о всякой ерунде. Лучше о дизайне, нежели про отношения с Лешей. По крайней мере, мысли о своей мини-галерее в квартире не вызывали желание забиться в угол и выть от безысходности.
Я осмотрела большую современную кухню, две спальни и хотела выйти на лоджию, чтобы заценить вид, но Вестник меня прервал:
— Там собака. Завтра с ним пообщаешься, он сейчас гиперактивный, с ног свалит. Если весь день дома сидит, с ума сходит, когда я прихожу домой.
В подтверждение пес подал голос и начал скрестись, просясь в дом.
Противиться я не стала, уйдя в выделенную мне спальню. Точнее, я ее сама выбрала. Приглянулись обои. В отличие от второй комнаты в бежевой цветовой гамме, здесь царила власть ясного неба. Синие обои, серо-зеленые плотные занавески, белая большая кровать, телевизор, прикроватные тумбочки и небольшой белый вещевой шкаф. Больше в комнате ничего не было, но мне это только на руку. Оставалось место для мольберта.
Решив не торопиться с распаковкой вещей, я прилегла на кровать и написала сестре, подругам, что со мной все хорошо. Немного подумав, дополнила голосовым, заверяя, что точно все в порядке. Затем поставила телефон на беззвучный, завела будильник. На фоне пережитого меня резко разморило, и я отключилась, не найдя в себе силы переодеться.
Разбудил Алекс, постучав, прежде чем войти:
— Закройся. Мне нужно отъехать.
— Куда ты? — я посмотрела на время: три часа. Самое то для дел.
— По делам. Вставай, у меня только один комплект ключей, завтра сделаю дубликат.
Шаткой поступью я побрела за ним, пытаясь проснуться по пути. В коридоре чудом не споткнулась об вольготно развалившегося на полу Руслана. Судя по шлейке и лежавшему на пуфе поводку, Алекс успел его выгулять.
— Ты мой маленький, мой мокрый-мокрый нос. Дай я тебя поцелую. Какой ты красивый. Тебе говорили, что ты самый красивый пес в мире? — я восхищенно засюсюкала с собакой, которая блаженно высунула язык, подставляя брюхо для ласки.
Пока я занималась с Русланом, Алекс
— Если я не вернусь к утру, тебя Артем отвезет в клинику. В любом случае собирайся, к одиннадцати тебя ждут, — сообщил он, снимая с вешалки куртку.
— Что значит не вернусь? — насторожилась я, вставая с пола.
Алекс проигнорировал мой вопрос, накидывая куртку. Заметив кобуру, я снова занервничала:
— Леш, пожалуйста, останься сегодня со мной…
— Никому не открывай. Я позвоню, Артем напишет. Собака чужого не пустит. Поняла?
Ушел, не поцеловав на прощание, не обняв. Сделал так, как и должно быть в фиктивных отношениях. Соседей же не целуют, уходя.
Я плюхнулась на пол, начав гладить собаку и вспомнила слова брата:
«Ты каждый вечер будешь молиться о том, чтобы он вернулся живым. А вместо сериалов станешь изучать криминальные сводки. Об этом ты мечтала?! Об этом?!»
Семен не соврал. Первые часы совместной жизни, а я уже вкусила тошнотворный привкус томительной неизвестности. Сиди и гадай: придет или нет. Жди, дергаясь от каждого шороха, потому что в любой момент могут сообщить, что его больше нет.
Вестник никогда не будет постоянством в моей жизни, такое, априори, невозможно. Ему уготована роль временного, в любой момент готового упорхнуть из рук счастья. Лишь только моя любовь к нему твердой константой будет в сердце. Прячь, не прячь под диван, он где-то глубже.
Прошло несколько минут, как он закрыл за собой дверь. В коридоре витал терпкий запах ванили с табаком, будто его обладатель еще рядом, а мне казалось, что все — больше мы не увидимся.
Жутчайшая тоска забралась в душу, она скручивала в узел нервные окончания, выбивая набатом в мозг навязчивую мысль о том, что я его потеряю.
Говорят, чтобы понять, нужен тебе человек или нет, стоит представить, будто он перестал существовать в твоей жизни. Ты больше никогда его не увидишь, не услышишь голос, не сможешь к нему прикоснуться. Если, представив жизнь без него, тебе стало страшно и невыносимо больно, значит этот человек твой. Вестник был моим. Одна лишь мысль об его отсутствии вывела в свет слезы, которых, как мне казалось, уже не осталось.
Влетевшая незвано мысль о его потере настолько плотно засела в голове, что я вскочила на ноги и закружилась по коридору, не в силах найти себе места.
Не сумев справиться с собой, накинула пальто и выбежала в подъезд. Забыла закрыть дверь, поэтому ротвейлер выскочил за мной, обогнав на первом этаже.
Нужно успеть. Не дать ему уехать. Не отпустить. Если отпущу, то навсегда. Ни в коем случае нельзя дать ему уйти, иначе произойдет нечто страшное. Что-то такое, что сама не могла объяснить, пока выбегала на улицу. Второй раз за сегодня я поддавалась ветреному порыву необъяснимого желания, но сейчас мне уже терять нечего. Точнее, нечего, кроме Вестника.