Femme fatale выходит замуж
Шрифт:
– Да откуда ж я знаю… – пробормотал Нечаев со слезами в голосе. – Мне отсюда не видать было, коридор у нас тут зигзагом.
– Угу… – хмыкнул следователь. Некоторое время пристально и с недоумением разглядывал мозаичное панно «Битва при Грюнвальде». Нечаев трясся от страха и клял себя последними словами за то, что соврал. Но отступать теперь было поздно.
Скоро следователь вынес свой вердикт – Пересветов пришел в начале девятого (это подтвердил и Финогеев снизу), один – рядом с ним никого не было, прошел мимо Нечаева в свой кабинет, там разделся и включил компьютер. Далее отправился в курительную
– Это самоубийство, – твердо произнесла Нина – она пришла позже всех, но держалась уверенно, несмотря на то, что покойный был когда-то ее женихом. Она обращалась ко всем. – Вы что, не понимаете?
– А иначе и быть не может… – вздохнул Гурьев, преданно глядя на нее.
– Причина? – благожелательно спросил следователь – версия о самоубийстве была ему очень по душе.
Тут уж вся контора в один голос принялась растолковывать ему ситуацию: с брошенной беременной невестой, роковой женщиной по имени Жанна Ложкина и муками совести, которыми не мог не страдать покойный, поскольку уж совсем подлецом он не был… Муки совести – вот что, судя по всему, заставило Пересветова расстаться с жизнью.
Следующие несколько дней работа в конторе шла из рук вон плохо – всех трясло словно в лихорадке, все были под впечатлением от гибели Юры Пересветова.
Платон Петрович Крылов долго кричал на Полину, что она ему не доложила о настроениях, царящих в конторе.
– Можно же было заметить, что Пересветов не в себе, а?!.
– Платон Петрович, он всегда не в себе, у него такое было лицо… – хныкала Полина. – Откуда я знала!
– Господи, господи, и где я теперь хорошего системного администратора найду?.. – убивался Крылов. – Ну Юра, ну дурак! Запутался в женщинах… У всех проблемы, а у кого их нет?! Я же с балкона не прыгаю, например…
В бухгалтерии стояла тишина – Нина, спокойная и бледная, молча шелестела накладными. От нее не отходил Гурьев.
В курилке то и дело толкался народ – это место, последний приют Пересветова, место, где разыгралась трагедия, буквально притягивало к себе народ.
– Я вот чего не понимаю… – сосредоточенно хмуря лоб, говорила Карина. – Это что ж получается – Юрка пришел на работу, выкурил сигарету и сиганул с балкона, так, что ли?..
– А что тут непонятного? – пожал плечами Потапенко.
– Нет, Артур, ты сам подумай – зачем он на работу тогда шел? Он что, дома не мог этого сделать?
– Вот именно, не мог! – вступила в разговор Полина с красными заплаканными глазами. – По-моему, дома это сделать невозможно, надо именно куда-то уйти… Я иной раз тоже вот так – приду на работу в понедельник, выкурю сигарету – и прямо жить не хочется! Я лично очень хорошо понимаю Юрку.
– Курить – нельзя! – в полуоткрытую дверь раздраженно крикнула Зина Рутковская. – От этого табака – сплошной вред. Я вот, думаете, зря этот плакат повесила?.. Это было предупреждение, но меня ж никто всерьез не воспринимает!
Прокричав это, она скрылась.
Некоторое
– Юрка бросил Нину ради Ложкиной, а Ложкина, по-моему, и не думала с ним сходиться… – тихо произнесла Полина. – Можно сказать, Юрка и Нину потерял, и ребенка, а Ложкина…
– Да кто их там разберет! – сердито воскликнула Карина. – Вы что, нашу Жанну не знаете? Очень ей был нужен этот Юрка!
– Ей, по-моему, никто не нужен, – мстительно произнесла Полина. – Она знаете что любит? Людей лбами сталкивать, вот что! Ей от этого особое наслаждение. Она у меня на дне рождения такое устроила, вы не поверите…
– Тут место особое! – поднял палец Потапенко. – Какая-нибудь геопатогенная зона. Это ведь сталинский дом – говорят, его строили репрессированные, на месте старого кладбища, без учета розы ветров… Поэтому тут вечно страсти кипят. Возьмите, например, Рутковскую с Барбарисычем, – понизил он голос. – Где гарантия, что они друг друга не поубивают?..
– Артур, перестань! – с нервным смешком воскликнула Карина, стряхивая пепел себе на туфли.
– Да-да, страсти так и кипят! – Потапенко подошел к балконной двери, потрогал ручку. – Шекспировские страсти… Впору самому балладу сочинить – о безумной любви сисадмина к одной прекрасной менеджерше… Вы не в курсе, как будет звучать слово «менеджер» в женском роде?
– Артур, не смешно!
В курилку заглянул разъяренный Крылов.
– Полина, ты опять тут?.. Сколько можно!
– Платон Петрович, я всего на пять минут отошла…
– Ну да, так я и поверил! – завопил тот. – Работнички, к чертовой бабушке… Всех поувольняю!
– Платон Петрович… – захныкала Полина.
– В общем, найди мне срочно Сидорова с Айхенбаумом… Третий час, а они все никак с обеда не могут вернуться! Передай им, что завтра они на работу не пойдут, будут гроб тащить. Я их на похороны Пересветова отряжаю. Да, Потапенко, ты тоже идешь… Вот так.
Крылов исчез, а в комнате повисла напряженная тишина.
– М-да… – наконец пробормотал Потапенко. – Невеселая миссия… Никогда не угадаешь тот день и час, когда господь решит призвать нас к себе.
– Пересветова никто не призывал, – мрачно возразила Карина. – Он сам решил уйти.
– Он не виноват, это его Ложкина довела, – с ненавистью произнесла Полина. – Вы не представляете, она меня чуть с мужем не поссорила!..
– …пепел к пеплу, прах к праху! – пробормотал Яков Сидоров. После похорон и коротких поминок они отправились в кафе, вдвоем – от сегодняшнего дня в душе у них остался такой тяжелый осадок, что необходимо было хоть как-то взбодриться. – Папашу Юркиного жалко. Хотя он ничего держался…
– Всех жалко, – сухо произнес Руслан Айхенбаум. Официант принес им водку в графине и миску маринованных грибов.
– Ты звонил Жанне? Может быть, заедем сейчас к ней?
– Звонил… – угрюмо произнес Айхенбаум, поддев на вилку гриб. – Она сказала, что не хочет никого видеть.
– Вот и мне тоже самое сказала… Плакала?
– А я откуда знаю! Хотя голос у нее дрожал… Слава богу, что она на похороны эти не пошла – ее бы растерзали там, точно. Ты в курсе, что Веленская заявила Платоше, что если он не уволит Жанну, то она сама тогда уволится?