Феникс Сапиенс
Шрифт:
– Кажется, мы нашли большой след, о котором ты мечтал, – сказал Камнебой. Здесь жили не только каменщики. Смотри, какие там столбы! Только курзы со своим серым камнем с зандынами могли такое поставить.
– Да, но след снова мертвый. Мертвый след далекой древности. А вся эта зелень – лишь жизнь поверх смерти. Мне кажется, там под валами и буграми что-то похоронено. Боюсь, там похоронены не только камни, но и кости… Боюсь, что нам некого больше искать.
– Попробуем раскопать что-нибудь? – вступил в разговор Приемыш.
– Силенок
– Да, не хватит… Может быть, река что-то раскопала? – предположил Землевед. – Она ведь извивается, роет берега, зарывается вглубь, оставляет ступени. Надо бы полазить по обрывам.
– Надо как-то назвать эти каменные холмы. Эх, жаль малышек с нами нет, – посетовал Камнебой. – Ну-ка, Приемыш, придумай что-нибудь.
– Трегромады, – предложил Приемыш, – их три и у них треугольные стороны.
– Годится! – отозвался Землевед.
Когда шли назад, тот же самый путь казался загадочней и почему-то опасней, хотя все понимали, что бояться нечего – древность мертва. На сей раз по сторонам смотрели гораздо внимательней: действительно, в зарослях прятался каменный лев, кое-где из склонов выглядывали развалины, из одного холмика торчал высокий кусок стены с квадратными дырами. Снова в траве показались и исчезли мохнатые хвосты, а один из них, серый, сопровождал разведчиков почти до самой реки.
– Женщины, торжествуйте! – закричал Землевед с крутого берега, подходя к стоянке. – Остаемся здесь на несколько дней, пока не поймем, что делать дальше. Отдыхайте и отъедайтесь! Тут интересно!
И мужчины полезли по обрывам. Приемыш – порхая, как бабочка, от камня к камню; Камнебой с Остроглазом – быстро перебираясь по склонам, как муравьи; Землевед – двигаясь не спеша и цепко, как жук.
– Ровные красные камни! – сообщил Камнебой. – Легко разбиваются, на инструменты не годятся.
– Тут блас, как на Большом Курзыце, – доложил Остроглаз. – Им можно резать мясо.
– Я нашел тулбы, сразу три! – вскричал Приемыш.
– Кости! Человеческие кости, хребет и череп!
Все бросились на зов Землеведа. Из плотной массы песка, глины и гальки выступал позвоночник и задняя половина черепа.
– Ну вот мы и нашли… Что я и говорил. И никакие они не великаны и не духи. Такие же люди.
– Почему его никто не сжег после смерти? – спросил Остроглаз. – Он же не смог через пепел превратиться в траву и через пламя стать духом!
– Эх, тут можно много чего спросить! – ответил Землевед. – Был ли кто-то рядом, кто мог его сжечь после смерти? Сжигали ли те люди своих умерших? Может быть, они клали их в каменное ложе или закапывали в землю. Может быть, они все сразу погибли и некому было позаботиться о телах. Но теперь мы хоть знаем, что здесь жили люди и оставили следы – много следов, очень много очень больших следов.
Камнебой принес в лагерь несколько ровных красных камней – мало ли для
Камнебой, сидя на камне, следил за их игрой.
– Что вы делаете, чем вы играете? – спросила Мамаша.
– Это чикры. Здесь будет жить овечка, – ответила Прыгулька.
Камнебой вскочил и прошел несколько шагов туда-сюда, схватившись за подбородок:
– Так вот зачем эти камни! Из них те люди строили жилища, как я сам не догадался? Они повсюду – я видел несколько таких камней, слепленных серой глиной. Значит, это был кусок стены.
– А мы можем построить жилище из этих камней – как там они назвали, чикров? – для себя? – спросила Мамаша.
– Конечно, можем построить стены! Надо только найти хорошую липкую глину. И найти, из чего делать крышу…
– Да подождите вы с жилищем! – вмешался Землевед. – Я не понимаю, что делать дальше. Здесь не лучшее место, чтобы остаться, мне оно не нравится, даже не знаю, прочему. А еще меня беспокоит река – ее нрав изменился. Вы-то спокойно сидите на плоту, а меня перед каждым поворотом всего сжимает – что там, может быть такая же крутобойня, как у Большого Курзыца. Оставаться не хочется, и плыть рано…
– Смотрите, вон Остроглаз что-то интересное несет.
Остроглаз принес большой кусок бласа в полторы ступни шириной.
– Смотрите, с одной стороны он совсем гладкий! В нем все отражается, как в воде. Красотка, можешь поглядеть на себя. Ты же любишь смотреться в воду. Встань вот сюда, на границу тени от куста, так, чтобы на лицо падал солнечный свет, и смотрись в блас в сторону тени… Вот так…
Лицо Красотки вытянулось, потом перекосилось. Она посмотрела на Запевалу, потом на Мамашу.
– Что со мной?! Неужели я стала такая старая? У меня же совсем недавно была ровная гладкая кожа! Когда появились эти морщинки здесь и здесь?! Вся в каких-то пятнышках, прыщиках. Что со мной случилось?
– Ничего с тобой не случилось, – ответила Мамаша, взяв у Красотки блас и взглянув на себя, – ты всегда такая. Просто эта штука показывает все лучше и четче, чем вода. Я вон вообще страшилище. Ну и что? Землевед меня все равно любит. А тебя любит Камнебой и вряд ли разлюбит от того, что ты увидела свои морщинки и прыщики.
Красотка сидела на высоком камне, уперев локти в колени, опустив голову, и молчала.
– Эй, Камнебой, иди сюда! Тут твоя подруга в тяжкой скорби. Утешь ее!
Между тем на краю прибрежного откоса появился Приемыш.
– Там лицо на камне! – закричал он, и сбежал вниз большими прыжками.
– Там я увидел много больших ровных камней – светло-рыжих, серых, розовых, – продолжил он, отдышавшись. – На многих какие-то знаки. Они тяжелые, но я перевернул один – там оказалось лицо, лицо женщины! Пойдем, покажу! Идти совсем близко.