Феникс
Шрифт:
— И пули сами собой получились?
— Нет. Я видел во Фрязии, как один охотник такие пули ладил для своего мушкета. Сказывал, порох больно дорог, так что каждый промах по кошелю бьет, а так ладно получается.
— Отчего же у западников таких пуль нет?
— Почем мне знать-то, воевода? Может, таил старик тот секрет от всех. Я его тогда из реки вынул, вот и не стал от меня таиться, да и какое дело до пуль какому-то скомороху.
— А для винтовальных мушкетов?
— То уж я сам. Заметил, что при стрельбе из винтовального карабина пуля куда хуже бьет, чем из гладкого ствола.
— Не многовато ли случайностей вокруг тебя?
— Дак и подле Градимира в том лесу я тоже случайно оказался. Откуда нам знать, какими дорогами нас поведет Отец Небесный.
— А что скажешь насчет скорострельных мортир?
— Дак сказывал уже сыну твоему: не ведаю, об чем речь. Гранаты мушкетами мы метали, а что там гульдам со страху показалось, то уж их пытать надо. У страха глаза велики.
— А сколько у тебя людей, Добролюб? — вкрадчиво вопросил старик.
— В ватаге было два десятка. Да от них вреда княжеству никакого, только польза получилась. А когда нас Градимир на подворье обложил, второго десятка там не было. Вот так и вышло, что только часть ватаги на службу попала.
Наглухо запереться и все отрицать было бы чересчур глупо. А вот выдать часть правды с удобоваримым объяснением — это уж совсем иное. Да и выдал он почти все, только про минометы и картечницы умолчал. Нельзя выдавать на гора все и сразу. Конечно, княжеству от этого может выйти большая польза, вот только это не его проблема. А потом, мог ведь и вред получиться. Все же в промышленном отношении славенские княжества и Брячиславия в частности сильно уступают западникам, так что вырвись эта новинка наружу — и вреда могло получиться куда больше. Элементарные пули уже могли бедой обернуться, ведь как только западники поймут, что к чему, куда проще используют эту задумку, у них-то такой дикой чехарды с калибрами нет.
— Ох непрост ты, скоморох, — в который уж раз заявил воевода. — Тут ить какое дело… Все-то ты правильно излагаешь, но отчего-то, кроме тебя, до этого никто не додумался, хотя все и на поверхности лежит, а ты раз-два — и приходи кума любоваться. Ладно, чего только не бывает. Но давай вернемся к твоему житию. Отсидеться втихую у тебя не выйдет. Если гульды пока не прознали, кто такой Вепрь, то уж скоро все узнают, а тогда и тебе, и задумкам твоим конец один. Доберутся до тебя, а там, глядишь, и до дочурки твоей. Эвон у меня от одного едва получилось сына оборонить. А сколько у тебя доброжелателей? По всему выходит, что уезжать тебе надо, да так далеко, чтобы никто достать не мог.
Ох, божечки, опять заботу начинают проявлять. Значит, жди беды. Что же ты на этот раз придумал, воевода? Ты ить завсегда мягко стелешь, да жестко спать. Что ж, сейчас все и разъяснится.
— Великий князь в мудрости своей решил основать колонию в Новом Свете. Места те опасные, дикими народами населенные, но зато опознать именно тебя там будет
— А просто отпустить не хочешь, воевода?
— А я тебя и не держу. Только совет даю.
Может, послать всех и воспользоваться тем, что его никто не держит? Как же, «не держит»! Воевода княжеству верой и правдой служит, как и предки его, как и сыновья, а потому человека, из-за которого родине может грозить беда, так просто не отпустит. По сути, он уже указал, куда именно можно отправиться Виктору. Стоп. А чего ерепениться? Ведь и без того собирался поступить именно так. Вот только сейчас оно не ко времени. Если хотя бы до весны оттянуть время, то можно куда основательнее подготовиться и людишек подобрать. А-а, пропадай моя телега!
— Мысль отправиться за океан мне по душе, однако нет желания ехать не подготовившись. Ведь не один я, есть и люди, кои со мной по доброй воле, есть и холопы. А главное, и сам я после ранения не оправился, и дочурка пока еще грудничок слабый. Так что в этом году нам ходу в дальний путь нет. С другой стороны, твоя правда — гульды всегда могут прознать, кто такой Вепрь и где его можно найти, а может, уже знают, больно приметное у меня обличье.
— К чему ты клонишь, Добролюб?
— К тому, воевода, что на время мне и людям моим схорониться надо в каком-нибудь укромном уголке, а уж следующей весной мы готовы двинуться в путь. Помощь мне твоя надобна, но не за просто так, а к взаимной выгоде. Ты вспомнил о мануфактуре, значит, помнишь и о том, что я сказывал про станки. Так вот, я сумел изготовить те станки. Не успел начать дело, но станки есть, и они готовы к работе.
— Ты еще сказывал, будто не ведаешь пока, что станешь ладить на той мануфактуре.
— Времени прошло достаточно, так что теперь знаю. Изделия принесут большую прибыль и пользы от них будет в избытке. Посели меня в тихом месте, приставь ко мне людишек смышленых, чтобы науку перенять смогли, а на следующий год я оставлю тебе мастеров, кои смогут на тех станках работать. Выделишь из своей казны серебро, мы в Рудном закажем станки, ты сможешь поставить их вместо моих. А как я уеду, получишь свою мануфактуру.
— Много серебра-то потребно?
— Много, воевода. Но если положишь еще больше и закажешь несколько станков, то все это окупится меньше, чем за год, и прибыль потечет прямо в твою казну.
— Искушаешь?
— Предлагаю выгодное нам обоим дело.
Воевода бросил взгляд на отца. Разумеется, он сам мог принять решение, но, коли уж так сложилось, что разговор при старике, хотелось бы получить одобрение. Радмир только легонько кивнул в знак согласия. Вот и ладно.
— Что ж, подберем тебе тихий уголок.
— Только не совсем тихий, а такой, чтобы ветра были частыми, у меня от ветряков все работает.
— А чем тебе река не блажит? Понятно, что на постоялом дворе речки не было, но можно и иное место подобрать.
— Река — помощница только до ледостава, а ветер всегда дует, а значит, и станки работать станут круглый год, лишь в безветрие встанут, но таких дней в году мало случится. Так что неспроста я на ветер надежу возложил… Да, чуть не позабыл. Строение мануфактуры той тоже за твой счет пойдет.