Феникс
Шрифт:
Попутно я решал другую задачу. Хотелось проверить, как влияют побои, даже если сам себя калечишь. На показатель крепости тела мельком глянул и мне понравилось.
Крепость тела
+ 7 % к базовой
Прогресс ( 19 %)
После одного-единственного удара прибавилось три с половиной процента, если это работает как сила, то есть с каждым процентом я становлюсь крепче
Решётка открылась, первым не спеша вошёл Копытов, уж не знаю, я ему случайно в глаз попал, или они с дружком междусобойчик устроили, фингал под глазом был вполне приличным. Дубинка шлёпнула по ладони, появилась знакомая улыбка.
— Привыкай к боли, Сазонов! До конца смены осталось несколько часов, я хочу научить тебя послушанию.
Раздался бухающий удар в стену, ещё один. Вертухай повернул голову в том направлении.
— Катеев, тобой мы позже займёмся, — с улыбкой направился ко мне.
А я совершил неожиданное, для охранников по крайней мере, сорвался с места и на развитой скорости врезался в Копытова, тот не успел среагировать, мой лоб влетел ему в нос, смачно хрюкнув, он полетел на пол. Я за ним, кувырок, мои ноги должны были попасть по корпусу второго вертухая, но Приходько успел шагнуть назад, потому получил по колену, вскрикнул от боли, инерция понесла его назад, удар затылком об решётку, обмякшее тело сползает на пол.
В глазах зарябило от мелькавшего текста… Опять: бла-бла…
Внимание Защитник!
Необоснованные агрессивные действия относительно потенциальных защитников
…
Зэки заорали, подбадривая, где-то в коридоре послышался шум, топот крепких ботинок. А я чувствую разгорающийся азарт, попытался подняться, по спине прилетает дубинкой, больно, но терпимо своего Копытов добился, я не успел встать. Он кричал, вызывая подмогу, та уже спешила.
— Сазон, сука, п***ц тебе, из карцера не вылезешь! Так и сдох…
Договорить он не успел, я извернулся и, действуя на коленях, бросился на вертухая, игнорируя удары, умудрился сбить его с ног, навалился всем телом, зажимая дубинку здоровой рукой. Копытов едва ли не визжал от страха.
— Ссышь, гнида? Правильно делаешь! — размахнувшись головой, заехал ему в челюсть, разбивая губы в кровь, послышался треск зубов.
Копытов уже не визжал, он ныл, пытаясь вырваться, а я, пока не поздно, решил добавить последний штрих. Склонился над перекошенной от страха мордой и вцепился зубами в ухо, захрустела разрываемая плоть.
— А-а-а! — завопил вертухай.
— Бог шельму метит! — успел сказать я.
По затылку прилетело, мигом вырубая всё и свет, и сознание.
Глава 4
Сначала холод, а потом уже боль,
Всё верно, зэк настолько обнаглел, что прыгнул на охрану — зэка надо наказать!
Я лежал на бетонном полу, воняло хлоркой и выгребной ямой; слышно редкую капель. Карцер. Тут я ещё не бывал.
Ладно, может, получится подняться.
Сделал попытку и со стоном завалился набок. Уроды, вертухаи отбили всё, что можно и нельзя.
Надо ли себя жалеть? Сомнительное занятие, такие здесь не выживают и на воле особо долго не живут. Почему?
Кажется, что утверждение это спорное… А если задуматься? Вся жизнь есть движение, если не вверх, то хотя бы не скатываться вниз, держаться посерёдке, но и здесь нужно постараться. Учёба, работа, это так напрягает, жалко себя, хочется отдохнуть. Зарядка по утрам, ежедневное занятие спортом? Да вы с ума сошли?! Это же тяжело, ручки, ножки жалко. Лучше пивасика с друзьями махну. Со временем начинаются проблемы со здоровьем, спину ломит, печень размером с арбуз, пузо висит ниже причинного места. К пятидесяти годам человек превращается в развалину.
Это и есть жалость к себе… Мне такое не подходит! Поднимаемся, плевать на боль, если болит, значит живой, значит, ещё повоюем. Кряхтя как столетний дед, я упёрся рукой в грязный пол и поднялся, тут же опёрся о стену, благо она близко.
Из хороших новостей, ноги целы, в смысле не сломаны, но болели так, словно не осталось ни одной целой косточки.
— Я живой, — прохрипел я, отходя от стены.
Ноги, как и всё тело, мелко потряхивало, правая рука в хлам, поломанная лангета, держится на бинте.
Интересно, почему они его не забрали? Вряд ли случайно, может, рассчитывают, что повешусь? Хрен угадали!
Я всё-таки умудрился открыть глаза, пришлось помочь руками, левый разлепился, а вот правый закрылся вновь, не позволяла опухоль. Мрачный каменный стакан, со стальной дверью, места только чтоб ноги вытянуть, из-под двери, откуда подаётся пища, исходит слабое свечение, что даже лучше, щадящий режим для несчастных глаз.
С унитазом, как я и подозревал, заморачиваться не стали, просто дырка в полу, вокруг посыпано белым, резко пахнущим порошком — хлорка. Больше никаких удобств, если я усядусь к противоположной стене, то до сортира аж целых полметра.