Феномен хищника
Шрифт:
– «Хотя бы на время похода», – облегчённо добавила Одинокая. Из реки раздалось шутливое:
– «А нас четверых отныне будем считать надеждой и опорой всего живого на Земле!»
Прямо из воды Дик легко забралась в лодку, подтянувшись на руках. Услышав характерный всплеск под качнувшимися корпусами, рулевой активно завертел башкой. Прекрасно понимая, отчего мы ходим купаться на ту сторону, он вожделел увидеть подругу без одежды.
– Смотреть пр-рямо! – гаркнула я, подражая манере Диксон. «Говорит!!!» – Афоня рот разинул от удивления.
– А чё вы раньше-то молчали? И она тоже говорить может? – кивок в сторону Волчицы. Чтобы развеять сомнения, юная охотница ответила за обеих.
– Вещать было не о чем, то и помалкивали.
«Выговор какой чудной… А глаза у бабы ничё, человеческие, не то что у тех двоих. И сиськи ничё – мясистые, есть за что подержаться…».
Придя к этим фундаментальным умозаключениям, хилый решил завязать со мной беседу.
– А вы, эта, откуда сами будете?
– «От верблюда», – без слов проворчала Диксон, шебурша и звякая чем-то в лодке. Я так и ответила.
– Это кто такой? Подруга сверху хихикнула. Я старательно делала серьёзное лицо:
– При случае, может, расскажем. «Если доживёте», – мысленно добавила Одинокая.
Она ещё лучше нас чувствовала настроение кантри, их ненавидяще-скотские мысли.
А у меня серьёзность не получалась, моё лицо, наверное, смеялось даже во время пыток. С этакой рожей надо было родиться в компаньонах – правителей развлекать. Только характер не тот, мда…
– «Не дури, Джес, я безумно люблю твоё лицо, как и тебя всю!» – тотчас отреагировала Дик.
Волчица восторженно присоединилась – «И мне ты очень нравишься!», сопроводив признание жаркой мысленной лаской, я аж вздрогнула.
Видимо, что-то отразилось в глазах, рулевой сально заухмылялся, приняв на свой счёт. Захотелось их пристрелить…
Великий Лес, как с ними чудесно!
Я сделала оберегающий жест, чтобы не злить Рок самонадеянностью. Пусть только это продлится подольше!! Сегодня впервые была с взрослой женщиной, Лес, это так сладко!! Приступ острой нежности выжал из глаз слёзы, внизу всё заныло от напряжения.
И Диксон во время близости показалась старше своих лет. Не то чтобы хладнокровней, но как-то опытней… Руки и губы моих красавиц не описать словами, можно только выразить чувством. Что они творили! И как… Нет, это счастье, просто счастье! Снова жест-оберег.
Я не боюсь умереть, я боюсь потерять кого-нибудь из них. А деревенские очень плохо думают, нужно каждое мгновение быть начеку.
Правы были старшие, что не открывались чужим, в деревне до сих пор не знают о жителях леса. Конечно, до неё неблизко – три дня пути только в один конец, но я как-то раз ходила. Уже тогда, два года назад хватило ума наблюдать со стороны и не обнаружить себя.
Глядела с дерева,
Следующим отличием, бросившимся в глаза, было обилие детворы, и то, что люди всё время занимались какой-то работой. Я не видела никого без дела, кроме детей и совсем уже древних стариков.
Ещё одно открытие – у деревенских люди жили очень долго, явно уже неспособные охотиться. Кстати, я не видела, чтобы кто-то из деревни уходил на охоту, у них был противоестественный способ добычи еды. Видимо, эффективный, коль столько людей кормились в одном маленьком месте, но совершенно изуверский по отношению к животным. Всех их там держали взаперти.
Поняв это, я тогда решила немедленно освободить, кого смогу. Дождаться ночи, когда деревенские заснут – и сломать дверные запоры. Однако потом, всего за один день, я увидела столько, что к вечеру передумала вмешиваться.
«В каждом Доме свои порядки», – справедливо говорили старшие. Мы же не учим, например, муравьев, как им обустраивать жизнь.
Животные в деревне имели весьма непривычный для меня облик, в лесу таких не было, и я усомнилась, что они смогут выжить. Сплошь травоядные, ни одного хищника, кроме жалких подобий волков. Каким мрачным, жестоким колдовством деревенским удалось превратить могучих красавцев в ничтожных трусливых уродов? Тут уж я ничего не могла поделать – как расколдовать волков, я и сейчас не знаю. Надо будет спросить у подруг.
А тогда я едва дождалась темноты, чтобы как можно скорее вернуться в лес. Так было мерзко и противно, словно узрела червей на трупе, словно целый день дышала смрадом разложения.
Я поняла: жизнь деревенских намного более несвободна. Особенно тяжело их женщинам и животным. Женщины всё время беременны и всё время работают, а животные сидят взаперти до тех пор, пока их не убьют, чтобы съесть. Самое непонятное – похоже, они каким-то образом размножаются в своих душных, мрачных узилищах!
В общем, тогда мне хватило дурных впечатлений, чтобы возвращаться домой не три, а четыре дня – настолько отягощали ум мрачные мысли.
И вот теперь я увидела этих полулюдей-полуживотных вблизи. Нет, я неправа, даже в мыслях роднить их с животными – оскорбление Лесу! Скорее, они наполовину безумцы, одержимые эгоцентризмом до умопомрачения. Неужто мы хоть в чём-то на них похожи?
– Девки-бабы, жрать охота! – вслух заявил бугай.
Я довольно долго наблюдала за ними, никак не могла поверить – неужели Лес лишил деревенских способности передавать мысли и чувства? Наверное, это наказание за жестокость к животным. Что ж, справедливо… Дик высунулась через борт лодки с каким-то мешком в руке.