Феномен Солженицына

Сарнов Бенедикт Михайлович

– ???

– Я играл представление народа о вожде.

И Сталину такой ответ будто бы очень понравился.

История эта «пошла в народ», разумеется, со слов Дикого, и не исключено, что, рассказывая о своей встрече с вождем, Алексей Денисович кое-что и приукрасил. А может быть, это – легенда, миф. Может быть, ничего такого вовсе даже и не было.

Но скорее всего – было. Уж очень это похоже на Сталина. На его отношение к «образу вождя»:…

Приемный сын Сталина, Артем Сергеев, вспоминал, что вождь сердился на своего родного сына Василия, так как тот использовал его фамилию.

– Но

я тоже Сталин, – говорил Василий.

– Нет, ты не Сталин, – гневно возразил его отец. – Ты не Сталин, и я не Сталин. Сталин – это советская власть! Сталин – это то, что пишут о нем в газетах и каким его изображают на портретах. Это не ты, и даже не я!

(Симон Себаг Монтефиоре. Сталин. Двор Красного монарха. М. 2005. Стр. 15)

Как бы то ни было, Дикого Сталин обласкал. За созданный им небанальный «образ вождя» не только наградил его двумя Сталинскими премиями, но даже на время заменил им своего любимца Геловани.

Это объяснить совсем уже легко.

«Мы, русские люди старшего поколения, – сказал Сталин в день победы над Японией, – сорок лет ждали этого дня». И в самой тональности этой реплики чувствуется, что ему нравилось не только сознавать себя, но и выглядеть в глазах народа не нацменом каким-нибудь, а именно вот таким «русским человеком старшего поколения».

Все это, впрочем, не помешало ему вскоре буркнуть про Дикого, что «с таким брюхом нельзя играть вождя», и вернуть на роль своего неизменного «двойника» все того же Геловани с его грузинским акцентом.

Все это я к тому, что использование и даже эксплуатация национального акцента как некой выразительной художественной краски – не только в кино и театре, но и в художественной прозе – вещь вполне законная. Весь вопрос в том, как ею, этой художественной краской, пользоваться.

Взять, скажем, знаменитую реплику Сталина об Ахматовой.

Узнав о её встрече с Исайей Берлином, вождь будто бы сказал:

– Оказывается, наша монахиня принимает у себя иностранных шпионов.

Вставляя её в художественную ткань своего повествования, писатель может воспроизвести её по-разному. Скажем, вот так, как я тут сейчас её записал. А может при этом, чтобы придать ей большую характерность, подчеркнуть в ней грузинский акцент, с которым она была произнесена. Для этого довольно в одном только её слове изменить всего лишь одну букву: вместо «монахиня» написать – «монахыня».

А можно и всю фразу записать, скажем, так:

– Аказываэтся наша манахыня прынымаэт у сэбя инастранных шьпиёнов.

Можно, конечно. Но каждый мало-мальски профессиональный литератор по этому пути не пойдет, понимая, что путь этот в самой своей основе –антихудожественный.

Солженицын, пренебрегая азбукой художественного вкуса и такта, без колебаний вступает именно на этот путь.

Сталин у него разговаривает так:…

– А шьто ты придпринимайшь па линии безопасности партийных кадров?

(Александр Солженицын. В круге первом. М. 2006. Стр. 118)…

– Слюшай, – спросил он в раздумьи, – а шьто? Дэла по террору идут? Нэ прекращаются?..

(Там же. Стр. 119)…

– Харашё, харашё… Значит, ты считайшь – нэдовольные ещё есть в народе?

(Там же. Стр. 119)…

– Ты праваславный?.. А ну, пэрэкрестысь! Умейшь?.. Маладэц!

(Там же. Стр. 125)…

–

Ёсь Сарионыч! Вы сегодня на полтретьего Абакумову назначали. Будете принимать? Нет?..

– Пасмотрым, – устало ответил Сталин и моргнул. – Нэ знаю…

(Там же. Стр. 91)…

– Зачэм мне эти передатчики? Квартырных варов ловить?

(Там же. Стр. 48)…

– Ладна… Ыды пока, Саша…

(Там же. Стр. 92)

Тут коробит не столько даже вопиющее дурновкусие этих речевых характеристик, сколько исходящий от них густой аромат ксенофобии. Чувствуется, что автору тут важно не просто унизить Сталина, не только ещё ниже «опустить» его, но и наглядно продемонстрировать егонерусскость,жирно подчеркнуть, что он, Сталин, –нацмен, чечмек, «Гуталин»,как его называли в народе.

К теме солженицынской ксенофобии мне ещё не раз придется обращаться. Пока же хочу отметить только одно: не Сталина я тут защищаю, а –достоинство литературы.

Есть предел, ниже которого художник, давая волю самым низменным своим чувствам, не должен опускаться. *

Чуть ли не при первой же своей встрече с Солженицыным К. И. Чуковский сказал ему:

– Вам теперь не о чем беспокоиться. Ведь вы уже прочно заняли в русской литературе второе место после Толстого.

Александр Исаевич принял это как должное. Он и сам мерил себя этой мерой. Но, сознавая себя вторым после Толстого (а может быть, даже и не «после», а где-то с ним рядом), он не мог не думать о том, что должен быть равен Толстому и в его умении проникать в душу любого из своих героев, в самые тайные глубины его психики.

К Сталину это относилось даже в большей мере, чем к кому другому из его персонажей. Кого-кого, но уж его-то он просто обязан был показать не только извне, но иизнутри.Не сделав этого, просто невозможно было понять, – а тем более показать, – ЧТО ТАКОЕ СТАЛИН.

Посмотрим же, как он справляется с этой – им же самим поставленной перед собою задачей:…

…Он перелистывал книжечку в коричневом твердом переплете. Он с удовольствием смотрел на фотографии и местами читал текст, уже почти знакомый наизусть, и опять перелистывал. Книжечка была тем удобна, что могла, не погнувшись, поместиться в кармане пальто – она могла повсюду сопровождать людей в их жизни. Страниц в ней было четверть тысячи, но редким крупным толстым шрифтом, так что и малограмотный, и старый могли без утомления её читать. На переплёте было выдавлено и позолочено: «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография».

Незамысловатые честные слова этой книги ложились на человеческое сердце покойно и неотвратимо. Стратегический гений. Его мудрая прозорливость. Его мощная воля. Его железная воля. С 1918 года стал фактическим заместителем Ленина. (Да, да, так и было.) Полководец революции застал на фронте толчею, растерянность. Сталинские указания лежали в основе оперативного плана Фрунзе. (Верно. Верно.) Это наше счастье, что в трудные годы Отечественной войны нас вёл мудрый и испытанный Вождь – Великий Сталин. (Да, народу повезло.) Все знают сокрушительную силу сталинской логики, кристальную ясность его ума. (Без ложной скромности – всё это правда.) Его любовь к народу. Его чуткость к людям. Его нетерпимость к парадной шумихе. Его удивительную скромность. (Скромность – это очень верно.)…