Шрифт:
ЭМИН МАХМУДОВ
ФЕНОМЕН
Ей не было восемнадцати лет, когда она появилась у нас в редакции. Это была смуглая девушка среднего роста - самая обыкновенная.
Я хорошо помню, как она вошла и, окинув меня беглым взглядом, застенчиво спросила:
– Вы будете здесь секретарь?
– Да, я.
– Я прочла объявление в газете. Кажется, вам нужна машинистка?
Прежде, чем ответить, я оглядел ее. Новое, но старомодное платье. Короткие косы, небрежно заброшенные за спину. Опускает глаза,
Сознаюсь, первое впечатление было не в ее пользу.
– Вы работали раньше где-нибудь?
Она несмело ответила:
– Всего несколько месяцев... Я окончила курсы машинописи, работала в редакции... в нашей районной газете. Потом заболела, меня перевезли сюда. Здесь я теперь и живу, учусь в вечернем отделении университета, на биологическом...
Она разговорилась, и это мне понравилось, Я попросил заведующего отделом информации Мамедхана провести девушку для пробы в машинбюро и продиктовать ей пару страничек.
По правде говоря, я даже не опросил ее имени. Я был уверен, что Мамедхан, покачивая головой, объявит недовольным топом: "Она даже расположения букв не знает. Пусть поступает куда угодно, лишь бы не к нам".
Но оказалось, что Наргиз, как ее звали, прекрасная машинистка. Она работала десятью пальцами, слепым способом, - не глядя на клавиши.
Вскоре эта внешне неприметная девушка стала полноправным членом редакционного коллектива и завоевали всеобщее уважение. В этом немалую роль играла ее замечательная память.
Иногда, не отрывая пальцев от клавиш, она говорила диктовавшему сотруднику:
– Четыре дня назад вы употребили эту же фразу в передовой статье. Лучше бы немного изменить.
Или, печатая письмо внештатного корреспондента.
замечала:
– Такую же информацию мы публиковали на прошлой неделе за подписью "Зоркий". Об одном и том же писали двое.
Она никогда не ошибалась. У этой девушки из райцентра была феноменальная память. Стоило прочесть при ней целую поэму, как она запоминала ее навсегда.
И ученье давалось ей легко. Когда Наргиз появилась у нас, она плохо говорила по-русски. А теперь она не боялась даже латыни. Честное слово, я видел сам, как она, в ожидании материала, читала в подлиннике "О природе вещей" Лукреция и улыбалась от удовольствия.
Она не вела конспектов и не делала выписок - при ее памяти в этом не было нужды.
Скажу прямо: нас, газетчиков, не удивишь хорошей памятью: специфика, сами понимаете. Но память этой девушки далеко выходила за рамки понимания
И еще скажу: я не был бы газетчиком, если бы оставил это без внимания. Я решил во что бы то ни стало понять: что это, необыкновенная одаренность от природы или результат
Я знал, что есть несколько видов памяти. Сильнейшая форма-двигательная или моторная память. Человек не может, например, разучиться плавать или ездить на велосипеде. Не может - и все.
Есть память эмоциональная, есть образная, сохраняющая звуковые, зрительные и тому подобные ощущения А главная форма памяти у людей словесно-логическая. Она и была особенно развита у Наргиз - об остальных формах я не мог судить.
Я достал книгу Занкова - "Проблема памяти в свете учения И. П. Павлова". Я расспрашивал стариков-бакинцев, помнивших, как в двадцатых годах наш земляк, математик Шишкин вызвал на соревнование знаменитого Араго, и на цирковой арене произошло невиданное и неповторенное до сих пор состязание - решение в уме биквадратных уравнений с подстановкой четырехзначных чисел. Ко мне кажется, что если бы эта девушка из райцентра захотела популярности...
Но популярность ее не интересовала. А я не успел исследовать способности Наргиз: одно событие опередило меня.
Стояла поздняя осень. Я был дома - отдыхал перед вечерней сдачей в типографию. Свирепый бакинский норд-ост завывал во дворе, жалобно шумели обнаженные ветви деревьев. Слушая пение чайника на газовой плите, я задремал, но телефонный звонок заставил меня очнуться.
– Извините, пожалуйста, - сказал незнакомый мужской голос.
– С вами говорит главврач "скорой помощи". У вас в редакции работает Азад Самедов?
– Да, да, - поспешно ответил я.
– Это наш курьер.
А что случилось?
– Не волнуйтесь, товарищ Рзаев, - продолжал врач.
– Ваш курьер совершил настоящий подвиг. Он вынес двух детей из горящего дома. Ожоги у него легкие, через два дня он будет на работе. Но, - врач немного замялся, понимаете, у него сгорел пиджак.
– Пиджак?
– мне показалось, что я ослышался, врач явно не договаривал чего-то.
– Черт с ним, с пиджаком, скажите, что случилось с Азадом?
– Ничего опасного, товарищ Рзаев, я же сказал. Но он просит передать, что в кармане пиджака были какието газетные материалы.
– Как, как?
Вместо ответа - противные гудки отбоя. Врач, видимо, не хотел входить в детали.
Только что я завидовал геройству Азада, мысленно готовя заметку, - уж такие мы люди, газетчики. Но последнее сообщение затмило все. Ведь через час я должен быть в типографии, чтобы пропустить эти материалы.
Погибла целая полоса, простите, по-вашему - страница. А редактор - в отпуску. А я отвечаю за все. А газета не может запоздать, пусть хоть землетрясение...
Механически я набрал номер редакции. Я услышал знакомый голос Наргиз. Она сидит и учит какую-то гистологию. Больше никого нет - и не могло быть: уже восьмой час вечера.