Феномен

Поселягин Владимир Геннадьевич

– Хватит!
– Сталин хлопнув по столешнице, встал со стула и начал прогуливаться по кабинету.
– Вы говорили, были бы генералом всех немцев бы побили. Это так?

– Конечно.

– Вот что. Дам я вам генерала. И поглядим, как вы их побьёте.

– Да я не против, но это серьёзная задача, поэтому у меня тоже есть условие.

– Вот как, условия ставите?

– Они не обременительны.

– Говорите.

– После Победы, нашей с вами Победы, как Германии капитулирует, я прошу вас в тот же день отправить меня в отставку.

Несколько секунд

Сталин пристально смотрел на меня, после чего сказал:

– Меня устраивают ваше условие. Теперь послушайте меня. Я хотел дать вам дивизию, из ополчения формируют, но тут передумал, полк получите.

– Товарищ Сталин, вы думали я на передовой воевать буду? Нет конечно, мои бойцы и командиры сейчас в лагерях для военнопленных у немцев садят, около миллиона, вот я и буду их освобождать, формировать подразделения за счёт пунктов сбора трофейного советского вооружения и громить немецкие тылы, уничтожая гарнизоны, склады, прерывая поставки на фронт. Я там армию сформирую. Разрешите сформировать армию?

– Договорились. Бумаги и приказы вам выдадут. Приказ о присвоении вам звания генерал-майора автобронетанковых войск получите чуть позже. Даю вам двое суток на подготовку.

После этого мне указали на дверь, и я покинул кабинет. А сопровождающий повёл меня к выходу. Любопытно ситуация повернулась. Вот уже чего я не ожидал. Похоже, Сталин такое странное решение прямо там в кабинете принял, при разговоре со мной. А отвезли меня в ведомственную гостиницу автобронетанкового управления. При заселении, у дежурного по гостинице я попросил найти адрес нужного мне корреспондента. Если он тут проживает, конечно. Пообщаться хочу.

Тот нашёл, но другого, я из душевой шёл, когда увидел у двери своего номера политработника, тот поднял руку и раздался стук в дверь. Значит не сосед, номер на четыре койки, но три свободных было.

– Вы ко мне?
– спросил я, подходя.

Политработник был в звании батальонного комиссара. Тот полуобернулся, и я в глазах его рассмотрел узнавание. Наверное, в газетах видел.

– Товарищ Сергеев. Вы-то мне и нужны.

– Я много кому нужен. Заходите.

Толкнув дверь, я прошёл в номер, сама дверь не заперта была. Койку я уже занял, но отметил её только вещмешком, который бросил на одеяло. Сам я был в халате, не местный, из моих личных запасов.

– Товарищ Сергеев, я из отдела просвещения и радиовещания, Огафов, Леонид Петрович. Товарищ Вилкомир, помимо того, что является штатным военным корреспондентом, также работает и на нас, он ищет музыкальные таланты. Уже несколько таких одарённых исполнили свои песни у нас. Гражданам понравились, были повторы. Насчёт вас он также писал в восторженных интонациях. Вы военный, фронтовик, нашим гражданам будет интересно узнать, что поют на передовой.

– Мне-то это зачем?
– спросил я, повесив полотенце, и сев на койку, закинул ногу на ногу, отчего полы распахнулись и те обнажились.

– Ну вы же военный, не хотите прославится?

– Да не особо.

– Хм, может сами что предложите?

Вопрос заставил задуматься. Как-то сразу появилась одна идея, которую я и озвучил.

–

Знаете, есть у меня желание. Товарища Вилкомир написал обо мне статью. Товарища Сталин её лично показывал, но на руках меня её нет. Достанете копии? Газета «Красная Звезда». Одна газета - одна песня. Десять газет хочу. Больше десяти песен всё равно исполнить не смогу, горло пока плохо тренировано, связки слабые, хрипеть начну, не хочу фальшивить.

– Договорились.

– Да, договорились… Подождите, ладно я согласен исполнить свои песни, сегодня, потому как отбываю скоро на фронт, но как идти? У меня кроме халата ничего нет, форму и нательное бельё отдал в стирку. Только что. Перед тем как в душ идти.

– Время пока есть, схожу потороплю.

– Не торопитесь. Ладно форма будет, но ведь должно быть прослушивание?

– Конечно, отдел цензуры вас прослушает и после этого выдаст вердикт, что исполнять, а что нет.

– А как я исполнять буду? Если связки перетружу перед вашей цензурой? Давайте так, пять песен перед цензурой и их же… а кому я там петь буду?

– По радио. Прямой эфир.

– Ну пускай по радио будет. Так доводимся? Но газет с нужной статьёй всё равно десять.

– Хорошо. Я сейчас всё решу и пришлю за вами машину. Там шофёр Аркадий. Вас известят, чтобы спускались.

– Добро. Ах да, а по инструменту?

– У нас большой выбор, у вас ведь аккордеон?

– Да.

– Есть несколько видов.

– Германские?

– Есть.

– Отлично.

Батальонный комиссар ушёл, я же у зеркала на стене расчесав ладонями волосы, а что, там ёжик короткий, просто пригладил, и лёг на кровати. Даже сам не заметил, как задремал.

Разбудил стук дверь. Форму принесли. Чистая, выглаженная. Пока крепил награды, я сам их снял прежде чем отдать в стирку форму, новый стук в дверь. Так в своём чистом исподнем и открыл. Там горничная, сообщила, что машина ждёт внизу. Быстро собрался, и покинув гостиницу, на старом рыдване, это фаэтон был, брезентовая крыша спущена, покатил куда-то. Шофёр Аркадий, я уточнил. А вот по приезду, меня как-то быстро направили на прослушивание. Огафов тоже тут был, удивился, увидев мня при наградах, и сообщил, чуть смущаясь:

– Семь газет нашли. Вам хватит?

– Ладно, давайте семь.

Проверил, то что нужно и убрал незаметно в хранилище. Память какая-никакая. Дальше прослушивание. Пять человек, с лицами как будто я им в чай плюнул, три женщины и два мужчины. Инструмент я подобрал, германский аккордеон с искривлённым грифом, привыкать не нужно, чуть поработал для тренировки пальцами, и сообщил, что готов. Что петь, я уже обдумал, подготовился. Эти песни я ребятам пел, опыт наработан. Да всё время, пока вот так арестовав, в Москву не вывезли. А были, «Берёзы», «Там за туманами», «Ребята с нашего двора», «Станция Таганская» и «Т-34». Всё же я танкист, не мог не спеть о них. Только вместо Прохоровки пел Кобрин, а вот Урал седой оставил. Надеюсь проскочит. Слушали меня внимательно, очень даже. Посовещались и пропустили все пять песен без цензуры, уточнив, есть ли ещё что?