Феноменология текста: Игра и репрессия

Аствацатуров Андрей Алексеевич

«(They will say: „How his hair is growing thin!“) My morning coat, my collar mounting firmly to the chin, My necktie rich and modest, but asserted by a simple pin — (They will say: „But how his arms and legs are thin!“)» (152) («Как он лысеет!» — слышу за спиной.) Уперся в подбородок воротник тугой, И строг мой галстук дорогой с булавкою простой — (Я слышу вновь: «Как похудел он, Боже мой!») (153)

Таким образом, конфликт Пруфрока условен. Он выдуман самим героем в соответствии с романтической концепцией.

Однако здесь важно другое. Всякий романтик, создавая подобный тип героя, отрицает его внутренние стремления как этически неоправданные и показывает, как инфернальные страсти героя губят тех, с кем он связан, и его самого. И в то же время романтический автор очарован «демонизмом» своего персонажа и видит в его поступках глубочайшую трагедию, несущую печать вселенской катастрофы. Именно так воспринимает свой душевный конфликт Пруфрок. Но Элиот придает этой трагедии черты фарса, делает ее объектом критического анализа. Он обнажает внутренний механизм, глубинные импульсы романтического пафоса. Истинной природой

последнего оказывается в стихотворении примитивный эротизм, неудовлетворенное влечение к женщине. Исключительно к ней и обращены все помыслы Пруфрока. Три строфы в «Любовной песне» объединены фразой-лейтмотивом, которая представлена в трех вариантах: «I have known them all already, known them all» [54] («Я уже узнал их всех, узнал их всех» [55] ). Они демонстрируют размышления героя не об обществе, как это может показаться, а именно о женщинах, которых он опасается. В третьей строфе становится очевидным, к кому относится местоимение «them» (они):

54

Элиот Т. С.Избранная поэзия. С. 154.

55

Подстрочный перевод.

And I have known the arms already, known them all — Arms that are braceleted and white and bare <…> Arms that lie along the table, or wrap about a shawl. (154) (И я уже знал эти руки, Руки в браслетах, бледные и обнаженные <…> Руки, которые лежат на столе или теребят шаль [56] .)

Свой страстный и возвышенный монолог, начинающийся со слов «I am Lazarus, come from the dead…» (156) «Я Лазарь, я, восстав из гроба…» (157), Пруфрок адресует к выдуманному им самим совокупному образу светской дамы и дважды придумывает ее стандартную реакцию на свое признание:

56

Подстрочный перевод.

«That is not what I meant at all. That is not it, at all». (156) («Нет, я не это имела в виду. Это вовсе не то» [57] .)

Существенным является то обстоятельство, что первоначально стихотворение называлось «Пруфрок среди женщин» («Prufrock Among the Women»), но в окончательном варианте заглавия Элиот весьма тонко завуалировал эротизм героя, связав его с романтической идеей. Особый интерес в данном контексте вызывает одна из исполненных пафоса реплик героя:

57

Подстрочный перевод.

«Would it have been worth while, To have bitten off the matter with a smile, To have squeezed the universe into a ball To roll toward some overwhelming question». (156) «И стоит ли за чаем с мармеладом, С улыбкою прервав сидящих рядом, В шар мироздание сдавить рукою И к роковому подкатить вопросу…» (157)

Как мы видим, бунт героя вырастает до масштабов вселенской катастрофы: он готов решать фундаментальные вопросы бытия. Слова Пруфрока представляют собой парафраз строк из стихотворения поэта-метафизика Эндрю Марвелла (1621–1678) «То His Coy Mistress» («Застенчивой возлюбленной»). Лирический герой этого стихотворения, хорошо знакомого любому английскому читателю, убеждает свою возлюбленную отбросить застенчивость и ответить на его страсть, ибо в реальной жизни им отведено не слишком много времени:

«Let us roll all our strength and all Our sweetness up into one ball» [58] . (Давай соединим всю нашу силу и всю нашу страсть в единый шар [59] ).

Читатель, ориентированный Элиотом на реальность стихотворения Марвелла, сразу же замечает, что слово «sweetness» (сладость) заменено в тексте «Пруфрока» на слово «universe» (вселенная). Вновь обманывая читательское ожидание, Элиот снижает возвышенно-романтический пафос, показывая скрытый эротизм Пруфрока. Таким образом, обнаруживаются истинные основания и механизмы романтического миросозерцания, которое осмысляется как фиктивное, навязанное реальности. Самоидентификация героя, понимание им смысла своего переживания оказываются мнимыми. Пруфрок выдумывает собственную индивидуальность, «апеллируя к романтической любовной традиции» [60] . Он не переживает трагедию, а разыгрывает ее, наслаждаясь своей ролью. Даже собственное поражение становится для него поводом для самолюбования и литературной самоидентификации:

58

Marvell A.The Complete English Poems. London, 1974. P. 51.

59

Подстрочный перевод.

60

Smith Gr.T. S. Eliot's Poetry and Plays. Chicago, 1958. P. 15.

No! I am not Prince Hamlet, nor was meant to be; I am attendant lord, one that will do To swell a progress, start a scene or two… (158) (Нет, я не Гамлет, этому не быть! Я лишь один из свиты, нужный для завязки…) (159)

Сущность Пруфрока — пустота, неспособная на самоосмысление [61] , внутренний хаос, который возникает в начале стихотворения в бессмысленных нагромождениях реалий ночного города и в образе городского тумана.

61

Maxwell D. E. S.The Early Poems // Critics in T. S. Eliot. London, 1973. P. 11.

Однако

Пруфрок — не только герой стихотворения. Он — романтический художник, создающий «любовную песню». Элиот, как мы помним, раскрывает нам практику сочинения романтических произведений. В ее основе лежит отрицание действительности, ибо романтический художник лишен целостного видения мира, понимания его смысла. В сознании Пруфрока все распадается на отдельные, неконцептуализируемые, не связанные друг с другом фрагменты: мир вокруг него и даже окружающие его люди. Соответственно в поисках внутренней опоры романтик обращается к своему «я», и в этой ситуации творческий процесс может быть его хаотичным и импульсивным самовыражением этого «я». Но внутренний хаос Пруфрока не находит, да и не может вообще найти для себя адекватной формы. Пруфрок внезапно восклицает: «It is impossible to say just what I mean!» (17) (Невозможно высказать то, что я имею в виду! [62] ). Его произведение так и останется ненаписанным.

62

Подстрочный перевод.

В ранних текстах Т. С. Элиота критическая стратегия еще только складывается. Она принципиально усиливается уже в текстах его второго поэтического сборника («Стихотворения»), к которому принадлежит «Суини среди соловьев».

«Суини среди соловьев»: предметы и концепции

Thomas Stearns Eliot

Sweeney Among the Nightingales

, Apeneck Sweeney spreads his knees Letting his arms hang down to laugh, The zebra stripes along his jaw Swelling to maculate giraffe. The circles of the stormy moon Slide westward toward the River Plate, Death and the Raven drift above And Sweeney guards the horned gate. Gloomy Orion and Dog Are veiled; and hushed the shrunken seas; The person in the Spanish cape Tries to sit on Sweeney's knees Slips and pulls the table cloth Overturns a coffee-cup, Reorganized upon the floor She yawns and draws a stocking up; The silent man in mocha brown Sprawls at the window-sill and gapes; The waiter brings in oranges Bananas, figs and hothouse grapes; The silent vertebrate in brown Contracts and concentrates, withdraws; Rachel n'eeRabinovitch Tears at the grapes with murderous paws; She and the lady in the cape Are suspect, thought to be in league; Therefore the man with heavy eyes Declines the gambit, shows fatigue, Leaves the room and reappears Outside the window, leaning in, Branches of wistaria Circumscribe the golden grin; The host with someone indistinct Converses at the door apart, The nightingales are singing near The Convent of the Sacred Heart, And sang within the bloody wood When Agamemnon cried aloud, And let their liquid siftings fall To stain the stiff dishonoured shroud.

Элиот T. C.

Суини среди соловьев

«О горе! Мне нанесен смертельный удар!» Суини с обезьяньей шеей От смеха скорчился внезапно. На скулах зебра задрожала, Рассыпавшись в жирафьи пятна. И кольца штормовой луны К Ла-Плате двинулись. Над ними Кружатся Ворон, Смерть. Не спит Страж роговых ворот — Суини. Тут Пес и мрачный Орион Зашли в туман. Застыло море. И женщина в испанской шали К Суини движется в истоме. Споткнулась. Тащит за собой Всю скатерть. Кофе проливает. И, развалившись на полу, Чулки, зевая, поправляет. Мужчина в паре цвета мокко Сидит тоскливо у окна, Слуга приносит апельсины, Бананы, фиги, виноград. Двуногий в клетчатом костюме, Задумавшись, уйти спешит. Рашель n'eeRabinovitch, словно Убийца, грозди потрошит. Она и та в испанской шали Уже составили комплот. Мужчина с сонными глазами Гамбит их отклонил. Встает. Выходит. Снова появился Снаружи, подошел к окну. Ветви глицинии обводят Зуб золотую кривизну. С кем-то невидимым хозяин Болтает, стоя у двери. Поют у стен монастыря Святого Сердца соловьи. Как и тогда в кровавой чаще, Где Агамемнон взвыл от боли. Течет помет с ветвей деревьев На саван в оскверненной крови [63] . (Перевод Д. Я. Калугина)

63

С любезного разрешения Д. Я. Калугина мы для удобства читателей приводим здесь его перевод стихотворения Т. С. Элиота полностью. Перевод впервые опубликован в изд.: Вестник филологического факультета Института иностранных языков. IV (1999) — I (2000). Проблемы перевода. СПб., 2000. С. 124–125.