Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ)
Шрифт:
Снайп - тот был развлечением иного рода. Извечно смурной, он ничего не говорил о себе, хотя Хармон и без того давно знал, что Снайп - дезертир, и в родных землях его ожидает кол или виселица. Снайп мог молчать целыми днями, а глядел порою так хмуро, что встречные крестьяне принимали его за разбойника и шарахались с дороги. Однако временами что-нибудь, какое-то незначительное событие вдруг навеивало ему мечтательность. Снайп тихо вздыхал и скреб ногтями щетину на щеках, а вечером выпивал пару кружек вместе с Доксетом и говорил: "М-да, жизнь...". Так случалось, например, когда Снайп глядел
Однако, со дня отбытия из Смолдена, все прежние забавы померкли и отошли назад против того любопытнейшего зрелища, какое являл собой новый наемник.
Самим своим приходом Джоакин внес немалое оживление в жизнь Хармоновой свиты. Он отрекомендовался следующим образом:
– Джоакин Ив Ханна. Я - новый щит вашего хозяина.
После чего пожал руки мужчинам, потрепал по головам детей и с хозяйским видом прошелся вдоль обоза, разглядывая, что где, как устроено, хорошо ли уложено. Хармон даже заподозрил было, что вот-вот получит пару ценных советов и важных замечаний, однако после осмотра Джоакин лишь одобрительно покивал. Остальная свита скучилась поближе к хозяину и принялась весьма вопросительно молчать.
– Я нанял третьего охранника, - сообщил Хармон.
– Жена любит мужа, а монета - меч.
Вихренок восторженно хрюкнул, Луиза улыбнулась. Конюх проворчал:
– А стряпать-то тебе, жена, побольше придется. Может, хоть теперь расстараешься.
Снайп бросил: "Ну..." - не так, чтобы с ревностью, а быстрее, с сомнением. Доксет же растерялся и не сказал ничего, но первым подкрался к новенькому и стал кружить около него, пристрастно разглядывая. Следом пошли на сближение и остальные.
Едва обоз тронулся, Джоакин определил себе место: чуть впереди головного фургона, которым правили поочередно Хармон и Снайп, немного слева. Это была гибкая и удачная позиция. В безлюдных местах Джоакин мог придержать кобылу, поравняться с фургоном и поделиться с хозяином той или иной своей ценной мыслью.
– Что за дорога такая? Не дорога, а одни ямы. Здешнему лорду надо бы о ней побеспокоиться, а то позор же, - говорил Джоакин не так, будто жалуется, а этак по-отечески журил неведомого лорда.
– Лошадка-то моя ничего, плавно идет, а в фургоне у вас, поди, весь зад отбить можно.
Или говорил:
– Тучи сгущаются, может дождь пойти. Но мне-то ничего, к дождю не привыкать. Я считаю, надо всякую погоду любить.
Или так:
– Я вот не понимаю таких земель, как Альмера. Я люблю: если север, так чтоб снег, если юг, так чтоб жарища, равнина -- значит, равнина, горы -- значит, горы. А тут и не холодно, и не жарко, и на скалу не влезешь, и по степи не поскачешь. Холмы вот эти -- что это такое?
Зато, въезжая в очередную придорожную деревню, молодой воин выдвигался ярдов на десять вперед и шествовал во главе обоза, как знаменосец в авангарде войска. Как и всякий человек с мечом, он вызывал у крестьян сперва опасение,
– Мы -- люди Хармона Паулы.
В обеденный привал Джоакин не выявил ни малейшего беспокойства, а просто сел около торговца и безмятежно ждал, пока ему выделят причитающуюся долю харчей. Ломоть сыра и кусок ветчины, которые отрезала ему Луиза, оказались больше, чем у Вихря и Снайпа.
Для ночлега Хармон предложил парню место в головном фургоне, в задней его половине -- вместе со Снайпом и грузом посуды. Тот отказался:
– Я люблю, когда небо над головой. Люблю чтобы свободу чувствовать, а то спать на досках, среди мешков -- я этого не понимаю.
Он расстелил под ясенем жупан, подложил под голову седло, укрылся плащом и вскоре уснул крепким сном. Если судить по басовитому похрапыванию, которое издавал Джоакин, ни страхи, ни угрызения совести не тревожили его.
Человек торгует тем, что имеет. Купцы -- товаром, молодки -- красотой, дворяне -- родовитостью, рыцари -- отвагой. Джоакин Ив Ханна торговал важностью, и делал это ловко. Хармон Паула отдавал ему должное, как один мастер отдает должное искусству другого.
Остальные не замечали этого мастерства. Вихренок смотрел на меч и шлем Джоакина, Луиза -- на крепкие руки и широкую грудь, Доксет видел молодое гладкое лицо, не испорченное морщинами, и норовил назвать Джоакина "сынок"... Хармон же видел опытного торговца важностью с целым арсеналом трюков и приемов. Джоакин мог бы, пожалуй, даже взять мальчишку в подмастерья и передавать ему свое мастерство.
Джоакин мог бы начать науку: говори обо всем так, будто именно ты решаешь, что хорошо, а что -- плохо. Дорога крива; лес жидковат; граница графства идет через холмы, а лучше бы по реке; мост деревянный -- ну и правильно, зачем камень тратить.
Давай советы, и побольше, - поучал бы Джоакин. Но немногословно, чтобы не подумали, что оно тебе в радость. Оброни пару фраз, проходя мимо, ведь без тебя не справятся. Как уложить бочки в телеге, где обосноваться на привал, как удобнее держать поводья, надо ли коней ночью стеречь -- кому и знать, как не тебе?
Не суетись, - показывал бы он собственным примером. Суета - для мелюзги. Делай все неспешно, без тебя не начнут и не закончат. Улыбайся пореже, а если уж не сдержался и хохотнул, то прибавь со значением: "Смешно!.." - ведь это ты не сдуру так гогочешь, а одобряешь удачную шутку.
Если при тебе рассказали нечто неприятное, ты не сочувствуй и не вздыхай, будто баба. Выложил вот Вихорь, как видал тем летом городок, целиком сгоревший от пожара, одни кучи золы вместо домов, - а ты ему на это: "Бывает". Ты-то знаешь, что бывает в жизни и не такое.
Про себя говори немного. Иные жалуются на жизнь, всякие страсти рассказывают - это глупо. Рассказывай про себя лишь то, что придется к месту, и вверни при этом выгодный финтик. Увидел ты, например, у Доксета копье - вот и скажи: "Бился как-то и я копьем, да против кольчужного рыцаря с секирой. Я-то его поймал и проколол в конце, но попотеть пришлось. Меч - он надежнее будет". И по эфесу при этом похлопай.