Феодал
Шрифт:
Он попросил у них прощения. Сначала про себя. Не помогло. Потом вслух.
Не за то, что убивает их. Все равно большинству из них предстояло умереть в ближайшие дни. Фома знал, что спасает гораздо больше людей, чем собирается убить.
Да, спасает. Тех, кто никогда не появится здесь и не узнает, что такое Плоскость. И это великое благо.
У всех – у тех, кому спустя несколько минут было суждено умереть, и у тех, кому отныне было суждено не появиться на Плоскости, – он просил прощения за то, что осмелился решить, что для них лучше. Он решал за них точно так же, как решал за них его Я-второй. Но он решил иначе.
Только это и успокаивало совесть.
Пусть лишь отчасти. Но все-таки
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗА ВСЁ ХОРОШЕЕ
Глава 1
Сквозь щели потолка пробивались лучики света. Хотелось верить, что там, снаружи, сияет сквозь дымку зависшее в небе солнце, – яркие были лучики. Почти как настоящие.
– Хочешь меня? – спросила Бриджит, приподнявшись на локте.
Никакого ответа, кроме безусловно положительного, не подразумевалось, поэтому Фома сказал:
– Угу. Только погоди немного, пойду вымоюсь. Я весь потный.
И ведь знал, что по сравнению с Бриджит всегда был слаб в аргументации. Так оно и вышло:
– Глупый, ты совсем ничто не понимать. Хорошо, когда запах. Хорошо, когда как дикий зверь. Хочу совсем зверь. Или… как сказать на рюсс? Дикий мужчин?..
– Дикарь, – зевнул Фома. – Только это не по адресу. Дикие на Земле остались. В Амазонии. Тут только вторично одичавшие… Э, ты куда полезла? Убери пальцы.
– Зачем убери? – низким хрипловатым голосом проворковала Бриджит. – Разве так есть плохо? Ну вот, он уже совсем-совсем готов…
– Он-то, может, и готов. – Фома скосил глаза вниз. – Да я-то еще не готов. Тренажер я разве?
Поняла его Бриджит или нет, он не успел выяснить, потому что оказался мигом оседлан. Бриджит напоминала амазонку, самозабвенно скачущую по степи, и казалось, что тугой ветер бьет ей в лицо. Фома отвернулся. Сейчас же на глаза попалась сваленная в углу хижины груда немытой посуды. Создавая Бриджит, природа не предназначила ее для роли хозяйки, не говоря уже о фермерше. Не тот проект. Кувыркаться, сплетаясь с мужчиной в сложные узлы, отдаваться и брать, рычать от страсти и никогда не уставать – вот была ее стихия. Что еще нужно холостому мужчине, во всяком случае поначалу?
Через месяц любой хуторянин начал бы бить ее палкой за неумение и нежелание работать. Кроме, пожалуй, Юсуфа – у него Бриджит сделалась бы звездой гарема. И оставалась ею до тех пор, пока ее не удавили бы тишком другие жены, шипящие по углам от зависти, как дикие кошки.
С некоторых пор Фома возвращался в свой оазис без особого удовольствия. Так было и раньше, до Бриджит, и, сказать по совести, тогда ему жилось еще хуже, он просто шел, тащился, вымотанный до предела, из опасного безлюдья в безлюдье безопасное. Полз в свою нору, чтобы отоспаться вволю под навесом из той парашютной ткани, что в прошлом году рассыпалась пылью. Чтобы затем, восстав ото сна, вымыться в коротком, исчезающем в песке ручье, напечь пресных лепешек и сжевать одну-две с перышком зеленого лука и солью, запивая крепким чаем, а затем поваляться час-другой без движения и мысли, прежде чем, вздохнув, вновь выйти на привычный маршрут.
Потом он нашел эту молодую француженку, не усидевшую возле точки выброса, вытропил по исчезающим в песках следам и перехватил за минуту до того, как она должна была беспечно войти в облако белого тумана. Вопя нечленораздельное, бежал с выскакивающим сердцем и языком на плече. Успел. Белый туман сожрал бы ее в две секунды вместе с одеждой и вороной гривой, оставив лишь кости, до того хрупкие, что только тронь – рассыпаются в пыль, будто эфемерные.
Сколько ей в точности лет и кем она была в том мире, Фома
Соблазнять Бриджит ему не пришлось. Она сама соблазнила феодала задолго до прибытия в оазис. Как раз на небольшом пятачке между гравитационной аномалией и лужицей жидкой земли.
И Фома нисколько не возражал. Ведь что-то должно быть в жизни, кроме серых рабочих будней. Иначе рано или поздно завоешь с лютой тоски, а то и намылишь петельку. Пустая берлога лучше, чем ничего, но не сравнится с настоящим очагом. А в очаге кто-то должен поддерживать огонь, пусть чисто символический. Кто-то должен создавать уют. Фома лгал и Георгию Сергеевичу, и самому себе, уверяя, что отлично обходится один. Если зубовный скрежет и отвращение к собственному жилищу – это «отлично», то Плоскость – курорт. Безопасный и фешенебельный.
«Приходи ко мне, Бригитта, как стемнеет, приходи», – мурлыкал Фома из Визбора, сооружая вместо навеса настоящую, не хуже, чем у других, хижину с крышей из жердей и корья. Быстрее, чем обычно, он обходил свои владения, нигде особенно не задерживаясь, увеличил продолжительность «выходных дней», стал брить бороду, забросил занятия с учеником, с нескольких попыток выспал и притащил из спальни массу всякого барахла, включая даже женскую косметику, и был счастлив. Какое-то время.
Что до Бриджит, то она, как ни странно, восприняла известие о невозможности вернуться в свой родимый Шербур на удивление спокойно. Что ж, нельзя так нельзя. Будем, значит, устраиваться здесь. Такой рассудительной женщины Фома отроду не видел. И такой страстной тоже. Эти качества сочетались в ней в дивной гармонии. Учась мало-помалу по-русски, она узнала много нового, например, что Германия не граничит на востоке с Сибирью, и легко приняла данный факт, как и многие другие. Через неделю Фома заподозрил, что Бриджит не интересует ничего, что выходило бы за рамки отношений мужчины и женщины. Через две недели он был уверен в этом.
А через полгода понял, что его уже далеко не так сильно тянет домой после очередного круга по феоду.
Но ведь надо же куда-то возвращаться.
Зато долго-долго, несколько месяцев подряд, ему не снилась клейкая глубина с идиотскими толстогубыми рыбами. Незадолго до появления Бриджит ихтиофауна надоела Фоме до того, что он невзначай выспал глубинную бомбу размером с порядочную бочку и счел за благо удалиться из спальни побыстрее и подальше – кто мог знать, что у нее, овеществленной, на уме? Во сне-то бомба сработала штатно… В следующий раз он посетил спальню не скоро, когда, по всем расчетам, чудовищный боеприпас должен был давно распасться, исчерпав срок существования. Так оно и оказалось.
«А может, она была проституткой? – подумал он о Бриджит не в первый раз и опять опроверг себя. Ему приходилось слышать, что профессионалки не способны испытывать страсть по природной склонности. Хотя не бывает ведь правил без исключений. – Ладно, будем считать, что это у нее хобби… Гетера. Шлюха. Ха, а чего же ты хотел, феодал недорезанный? Да ведь ты именно этого и хотел!»
Данная мысль нуждалась в подкреплении действием. Бриджит восторженно взвизгнула, когда Фома резко опрокинул ее навзничь, и принялась стонать и вскрикивать так, что, наверное, в соседнем оазисе было слышно. Когда свершилась кульминация, первая мысль Фомы была о Борьке. Вот будет номер, если ученик, против ожидания, приперся в гости и торчит сейчас под дверью, слушая и ухмыляясь. Надо бы и ему подыскать девку помоложе… Пора уже.