Ферзевый гамбит. 1942-1943
Шрифт:
— Все, тормози, дальше ехать опасно, — объехав Ле-Манн по дуге маленький отряд продолжил движение на запад и лишь отъехав от большого города километров на сорок майор решил что пора спешиваться. — Не хватало, чтобы нас свои подстрелили. А учитывая груз, взлетим на воздух, сказать "мама" не успеем.
— Так давайте его с пользой употребим, — неожиданно внес предложение Ланц притормаживая на обочине.
— Кого?
— Так груз. Найдем какой-нибудь мост, да и рванем. Там три тонны снарядов, не оставлять же их бошам, а так сделаем гадость, глядишь задержим их на пару часов, все польза.
После короткого размышления идея была признана
— Сомнительно, что из этого что-то выйдет, — майор задумчиво почесал затылок осматривая достаточно крепкую на вид конструкцию. Кирпичный мост длинной в два десятка метров имел в основании арку и не выглядел как способный развалиться с полпинка. — Загнать бы машину под пролет…
— Перевернемся, — Ланц, профессиональный мехвод оглядел крутые, заросшие кустами, склоны насыпи и отрицательно покачал головой. Авторитетное мнение оспаривать никто не собирался.
Поскольку минному делу никто из участников похода обучен не был, решили не выдумывать велосипед а просто пробить бензобак и поджечь вытекшее топливо. А там, глядишь, огонь сам сделает все дело.
— Ходу, ходу! — Подгонял Биот своих подчиненных, которые то и дело останавливались чтобы обернуться и посмотреть на объятую пламенем машину. Ждать пока нагруженные в кузове боеприпасы сдетонируют было не целесообразно, мало ли кто может сбежаться на такой фейерверк. Лучше в этот момент находиться подальше.
Рвануло в итоге знатно, хоть практических результатов доморощенные подрывники и не видели, однако огненный гриб и дымный столб поднявшийся затем выглядели весьма впечатляюще. Неожиданно маленькая диверсия подняла всему отряду настроение.
Еще через два часа пути маленький отряд встретил передовой пост французов, а это означало, что они наконец вышли к своим.
Документ 2
«Тридцать лет в строю» Пьер Бийот (пер. Самохвалова), М. Воениздат 1981 г.
23 августа после двух недель блужданий мы наконец вышли к своим. Встретили нас не очень добродушно. Впрочем, таких как мы окруженцев, из остатков разбитых частей, выходило к своим каждый день не один десяток, поэтому после короткой проверки нас тут же приставили к делу. Копать окопы.
Я было возмутился, справедливо указывая на свое офицерское звание, однако командовавший участком обороны пехотный капитан, немного презрительно глянув на меня из-под нахмуренных бровей, только спросил:
— И где ваш танковый батальон, господин майор? Кем вы собираетесь командовать? — Что на это ответить мне не нашлось, тем более что пара таких же хмурый бойцов с пистолетами-пулеметами, придавали словам капитана изрядную весомость. Поэтому просто плюнув в траву, я взял одну из воткнутых тут же в землю лопат и отправился копать траншеи.
В те дни все были на взводе. Последнему недотепе было понятно, что война проиграна и долго мы не продержимся, однако и сдаваться на милость победителю никто не спешил [на самом деле, согласно отчету квартирмейстерского управления ОКХ в плен с 9 по 23 августа попало 289472 военнослужащих армий союзников — прим. ред.]. Тем более, что наша пропаганда последние два года постоянно трубила об ужасах плена, немецких концентрационных лагерях, газовых камерах и прочем.
Впрочем держаться до последнего патрона тоже никто не
В те дни, уже после того как 25 августа пал Париж — это надо сказать больно ударило по всем нам — было объявлено, что даже при оккупации всей Франции, правительство никакие мирные договора с бесноватым австрийцем подписывать не будет [спустя тридцать лет стало известно про попытку сепаратных переговоров между Рейно и Риббентропом, которая провалилась из-за желания немцев чтобы Франция объявила войну Англии и США, по сути став марионеткой Третьего Рейха — прим. ред.], а значит война продолжится и дальше.
Всю тщетность наших попыток построить новый фронт показали нам боши, когда 29 августа одним мощным ударом смяли нашу оборону. Меня по счастью на передовой в тот день уже не было, все же капать траншеи и без меня нашлось кому, а вот толковых — а я смею причислять себя именно к таковым — офицеров у Третьей Республики в это время оставалось не так много. Двумя днями ранее меня выдернули в Нант, где из остатков всех танковых и моторизованных частей отступивших на полуостров, пытались сформировать боеспособную дивизию, должную служить оперативным резервом. Сделано, однако все было не по уму, а потому в момент самой острой необходимости, "18 Бретонская танковая дивизия" по сути существовала только на бумаге.
Как обычно бывает в таком случае, при первых известиях о немецком прорыве поднялась волна сметающей все моральные оковы паники. Но ладно бы моральные, порой кажется, что в трудный час у людей и способность думать рационально тоже выключается, и вместо цивилизованного человека на сцену выходит самое настоящее животное.
В ближайший к Нанту порт — Сен-Назер — потянулась нескончаемая колонна желающих покинуть эту, ставшую внезапно недружелюбной для своего народа землю. И ладно бы сбежать пытались только гражданские: среди толп женщин с детьми то тут то там мелькали солдатские шинели тех, кто предпочёл сражение позорное бегство.
Все это в итоге вылилось в трагедию со многими тысячами жертв. Самолеты люфтваффе в ту пору уже почувствовавшие себя королями неба — ни французской ни американской авиации мы давненько уже не видели в воздухе [командование силами США в Европе официально перебазировало все свои авиационные силы в Британию еще 22 августа, неофициально этот процесс начался на пару дней раньше — прим. ред.] — не гнушались охотиться за отдельными машинами, бомбить жилую застройку и даже расстреливать гражданских беженцев. И самое страшное, что эти смерти были по сути напрасны: Франция физически не могла вывезти из Европы всех желающих, поэтому корабли, швартовавшиеся у контролируемых еще нами причалов, в первую очередь грузились войсками, техникой, оборудованием эвакуированных заводов и только в последнюю очередь — гражданскими. С точки зрения жестокой логики войны — вполне понятное дело, но как это объяснить женщинам с маленькими детьми на руках, которым пропаганда два года рассказывала, что немцы сразу отправляют людей не способных работать в газовые камеры?