Фея с улицы Иркутской дивизии
Шрифт:
— Вот именно, питаемся мы хорошо, а вот чтобы одеться помоднее, мне приходится так изворачиваться… Вон порой даже курсовые студентам политеха черчу. Лера за переводы берется. Лешкиных алиментов ждем как манны небесной… Конечно, с Володькой было не в пример легче…
Зойка посмотрела на нее соболезнующе:
— Зато теперь твоей Вере не в пример легче! Ты, Назарова, совсем спятила. Такого мужика из дома прогнать.
— Не обсуждается! — коротко сказала Сима — подцепила фразу из американских
— А она мне не звонит, — обиженно сказала Зойка, — и все потому, что я пыталась ей посоветовать…
— Знаю, как ты пытаешься. Берешь за горло и душишь.
— Душу, — согласилась та, — но я же хочу как лучше! Я же люблю вас, дурехи! А молча смотреть, как вы сами себе жизнь портите, у меня просто сил нет!
— Кто может знать, как лучше другому, — философски заметила Сима.
— Распалась наша дружба, — подвела итог подруга. — И ради чего? Ради того, что никогда не произойдет!
— Не поняла, — подняла брови Сима.
— А тут и понимать нечего. Не получит она своего Профессора, зря только нервы тратит! Он и в самом деле симпатяга — я на всякий случай пошла посмотрела. Студенты его любят. Жена наверняка тоже… Правда, детей у них нет, но для этого ему лучше сойтись со студенткой, а не со старой бабой!
— Дина — старая?
— Так-то не старая, а чтобы рожать — не молодая!
Сима мешала солянку и задним числом удивлялась: чего Зойка так злится? Завидует тому, что Дина ничего не боится? Сама Зойка тоже как-то влюбилась. Пару лет назад. И мужчина был разведен. Но она сказала тогда:
— От добра добра не ищут! — А подумав, добавила грубее: — Хрен на хрен менять — только время терять.
Сима решила, что она нарочно произносит эту пошлую поговорку, оправдывая свой ход назад. Менять устоявшуюся обеспеченную жизнь неизвестно на что ей не хотелось. Для этого определенная смелость нужна. А вернее, настоящая любовь, ради которой можно чем-то и поступиться.
Для солянки, однако, не хватало фасоли, и Сима послала в магазин Алексея, первого, кто попался ей под руку, и тот принес ей банку натуральной фасоли — «Казачьи разносолы».
Солянка была уже готова, осталось заправить ее зеленью — в огороде у Серафимы этим летом уродился укроп, и она никогда не забывала добавить его в очередное блюдо.
— Это полезно! — заявляла она в ответ на робкие сетования своих домашних, утверждавших, будто они все пропахли этим дурацким укропом.
И тут зазвонил телефон. Серафима резала хлеб, потому, привычно прижав трубку к плечу, она поинтересовалась:
— Алло, кто звонит?
— Это я, Михаил, — ответили ей с некоторой заминкой.
Михаил? Какой Михаил? В запарке она даже не сразу сообразила, кто это и почему
— У вас опять проблемы?
— Проблемы, — согласился он поспешно.
Сима на мгновение задумалась: одно дело, когда Михаила в дом приводил Володька. Приводил и уводил, а в каком качестве заявится он в дом к женщине, которая теперь живет одна? Как ей вести себя с ним?
— Вы солянку едите? — спросила она.
— Что? — не понял он.
— В общем, приходите. Но если хотите успеть к ужину, поторопитесь.
Наверное, Михаил удивился, что Сима его торопит, но она не любила, когда гость опаздывал к столу. Не ждать же им четверым, когда в дом чужой дядя заявится!
К столу собрались все. После того как Серафима почти месяц проторчала в своей спальне и ее домашние были не то что предоставлены самим себе, но соскучились по домашнему очагу, по веселой атмосфере ужинов и завтраков выходного дня, они подтягивались теперь к оговоренному ею часу.
— Чтобы в семь тридцать вечера были дома! Кто не успел, тот опоздал.
— Что, и его не накормят? — интересовался младший сынок.
— Будет есть сам, и то, что останется. Как в санатории. Дежурное блюдо.
А сегодня у них еще и должен появиться гость.
— Опять! — фыркнула Лера, заметив, что Сима выставляет пятый прибор.
— Что значит — опять? — возмутилась Сима; до чего распустились эти деточки!
— «Что-то давно никого не было», — Лера хочет сказать, — смягчил мамин рык Лешка.
В отсутствие будущего гостя, конечно. А пока Кирилл был отправлен матерью открыть калитку.
Дня три никто не приходил, а детки уже ехидничают. И что плохого, что у Симы открытый дом, в который с удовольствием приходят друзья?
— Вот погодите, — с ехидцей заметила она, — скоро дожди зарядят, слякоть начнется, сами будете ныть, почему в гости никто не приходит!
Михаил явился с таким огромным тортом, что дети, кажется, тут же переменили свое мнение о вреде гостей.
— Присаживайтесь к столу, — сказала Сима, как всегда, не спрашивая, хочет он есть или нет.
— Да вообще-то я уже ел… — несмело начал Михаил, но Сима его перебила:
— Извините, но у нас обычай: гостя кормить. Мы даже и не спрашиваем, ел он или не ел. Все равно то, что у нас, он нигде не попробует.
Кирилл хихикнул, но осекся: а то мать еще подумает, что он сомневается в съедобности ее фирменного блюда.
— Ну, раз обычай, — согласился Михаил, усаживаясь со всеми за стол. А потом, увлекшись, так приналег на солянку, что незаметно для себя начал даже урчать, как их кот Тишка. — До чего вкусно!
Назаровы переглянулись: интересно, когда это он «уже ел»? Вчера, что ли?