Фейри с Арбата. Гамбит
Шрифт:
Надо сыграть ее Эри. Ему понравится.
На этой мысли последний проигрыш закончился, Лиля отняла флейту от губ и огляделась. Публика молчала. Даже панки, и те молчали. Слушали. Вот так, в молчании, они собрали инструменты и ушли. Даже пятитысячную бумажку, наверняка брошенную бородатым разбойником из игрового центра, делили без комментариев.
Лишь у метро Сенька спросил ее:
– Проводить тебя? Что-то совсем не весела, подруга.
Она отказалась: не было сегодня настроения ни гонять чаи, ни трепаться. Устала, просто устала. И почему-то казалось, что ее в родной стороне кто-то ждет, только сторона эта не здесь, совсем не здесь.
А Лиля устроила себе ванну, разболтала в ней полбутылки пены и неожиданно задремала. Проснулась около двух, - вода остыла, пена разошлась, - вылетела из ванны и помчалась одеваться. К метро летела, как призовая лошадь, боялась опоздать.
И в центр ворвалась, еле дыша от гонки, в расстегнутой куртке, с мокрыми взъерошенными волосами и красная, не хуже спелого помидора. Внимания на нее сначала не обратили - в общем зале был скандал. Грандиозный, совершенно безобразный скандал - прелестная дева в курточке из меха неизвестного животного топала стройными ножками в модных сапогах и нецензурно орала, что они права не имеют не дать ей поиграть, и все еще пожалеют! Вот прямо сейчас и пожалеют!
Очередной отказник, подумала Лиля. Наверное, пробовалась на полный контакт и не прошла медкомиссию. Или психологов.
Пара менеджеров мягко и совершенно безрезультатно увещевали деву. А вот игроки в зале на нее не обращали особого внимания, разве что морщились, когда скандалистка брала особенно высокие ноты.
Лиля постаралась как можно быстрее пересечь зал. Не удалось - девица ее заметила. Замолчала. Перевела дыхание. И завопила снова - уже предметно. О том, куда мастера смотрят, что такую мышь в обмороке до игры допускают, или тут у них специально реабилитационный центр для нищих и убогих? Стало тошно и по-глупому, чуть не до слез, обидно. Ну мышь, не поспоришь. Тощая и белесая. Косметика могла бы помочь, да вот беда - на обычную косметику у Лили была аллергия, а на гипоалергенную не было денег. Ну да, и джинсы с распродажи. Зато купленные на свои кровные, а не выклянченные у богатого папы. И кто, собственно, дал этой моднице право на нее орать?
Лиля остановилась. Посмотрела на девицу. И протянула с Настасьиными интонациями:
– Насчет нищих - не знаю, а для убогих - точно нет! Вас же не взяли.
За спиной послышались хлопки и смутно знакомый бас:
– Браво.
Девица захлопала глазами. Набрала воздуха в грудь. А Лиля обернулась. Давешний разбойник с орхидеей глядел на скандальчик и криво усмехался. Лиля на автомате оценила прикид, - скромная роскошь, до нефтяного магната чуток не дотягивает, - "Nikon" с длинным объективом на груди, рост в метр девяносто, широкие плечи и поджарую фигуру. Стало любопытно, что этот породистый экземпляр здесь делает? Один из этих, которые по веянию моды тусят на свежем воздухе, играют в рыцарские турниры и снимают юных дам-с прямо с седла? Ну, точно. Снимает!
Лиля хихикнула. А девица слишком поздно сообразила, что значит "Nikon" и ухмылка. Лишь когда фоторазбойник резко
Лиля похлопала и вернула ему "браво!" Разбойник поклонился, ухмыльнулся, отсалютовал фотоаппаратом и смылся, пока менеджеры держали девицу, а прибежавшая на визг Светочка - главный местный психолог - заговаривала ей зубы. Лиля тоже смылась. Ее ждало погружение - и Девье озеро. И, возможно...
Уже переодевшись, Лиля задумчиво поглаживала открытую крышку камеры, - подумалось вдруг, что она скопировала привычку Михаила, он вечно трогает то кристаллы на камере, то монитор, словно они живые. Наверное, ненормальный компьютерный гений, из тех, что разговаривают с "железом". А кристаллы в самом деле красивые, и кажется, внутри них мерцает огонек, интересно, какие они на ощупь? Едва она дотронулась, кристалл загудел и завибрировал, как мурлычущий кот. От неожиданности Лиля ойкнула и отдернула руку.
– Что случилось?
– спросил от двери Михаил.
– Он гудит.
– Она обернулась и виновато пожала плечами; куратор казался удивленным и рассерженным.
– Я не знала, что его нельзя трогать. Надеюсь, я ничего не сломала?..
Покачав головой, Михаил потянулся за тонометром. Он снова был спокоен и невыразителен, и Лиля подумала, что ей примерещилось. Все, и свет внутри кристаллов, и электрический разряд, и странная реакция Михаила.
– Готова?
– спросил, снимая манжету тонометра с Лилиной руки и почему-то глядя ей за спину, в изголовье камеры.
Она кивнула.
– Как пионер!
– В этот раз у тебя будет неделя. Семь суток. Возвращаешься как обычно. Правила помнишь?
Лиля широко улыбнулась.
– О своем мире не говорить, беречь экологию, за два часа до перехода быть в холме! Помню.
– Экологию игрового пространства!
– поправил куратор.
– Если почувствуешь себя нехорошо, пожалуйста, возвращайся сразу. Сама знаешь, новые локации не всегда безопасны.
Лиля пожала плечами. Ну да, наша служба и опасна, и трудна, и тусне она, пожалуй, не видна. И славно. И тусня, и ФСБ, и хрен с горы обойдутся без сакрального знания о том, что технология полного погружения еще не до конца отлажена, а в новых локациях случаются глюки. И о том, что некоторые счастливчики не платят за игру ни копейки. Немножко опасно? Да. Но не опаснее, чем жить в Москве, ездить в метро и есть сосиски из магазина. И всяко не опаснее, чем попадаться на зуб родным гадюкам из библиотеки.
Глава 4. Сакс
Розга по Саксу, может, и плакала, только отец его не тронул. Хотя наверняка боялся, что Сакс заплутал или попался стражникам - вернулся-то домой позже отца. Но ничего не сказал, крепко обнял, похлопал по плечу, а потом так же, молча, ушел в дом.
Целых три дня они жили так, будто ничего не было. Отец ни о чем не рассказывал, сам не расспрашивал. Мама тоже, лишь иногда кидала на своих мужчин обеспокоенные взгляды, вздыхала и возвращалась к делам. Единственно, отец запретил Саксу охотиться. Сказал просто: не ходи в лес без меня. Саксу даже в голову не пришло возразить. Видать, их высочество изрядно повыбили дурь, а что не повыбили - то само ушло. В холмы, вслед за фейри.