Фейри с Арбата. Гамбит
Шрифт:
– Колдовство?
– переспросил он.
– Ага! Настоящее колдовство! Не может быть, чтоб кузнец ваш безо всякого колдовства раскаленное железо руками хватал. И асгейрова вода на него показала, и память он потерял, потому что колдуны, коли колдовать не могут, вмиг становятся как дети малые.
– Сам он разум потерял, - буркнул Сакс.
– Мелет чушь, а ты и веришь.
– Не чушь, я сам видел!
– обиделся парнишка.
– Дунк прям так и нес котел с похлебкой, с огня снял и нес, а котел-то горячий, я попробовал!
– Вот и говорю, чушь. Раз память потерял от того, что колдовать не может, как же он горячий котел-то взял и не обжегся?
Охотник за спиной фыркнул и тоже влез:
– Ты, сынок, с пятидесяти шагов в оленя не попадешь, а я с сотни белку подстрелю. Тоже, скажешь, колдовство?
– Ой... и верно...
– парнишка задумчиво почесал в затылке, глянул на Сакса, потом на Охотника.
– То-то же, - хмыкнул Охотник.
– Смотри, этак сам к мудрым за благословением пойдешь, а потом и в щучью стражу, десятину со своих же драть.
Парнишка аж споткнулся.
– Да я... да никогда... да чтоб мне...
– насупился.
– И вообще, я в дозоре. Недосуг мне, проходите быстрей.
– Вспомнил, надо же, - удивился Охотник.
– Не безнадежен.
Так в лагерь и вошли: впереди Сакс с Охотником, следом отряд, а Половинка отдельно, сам по себе. После обеда, Сакс видел, он шептался со своими. Верно, о молодом да глупом командире. К Мэту тоже подходил, но Мэт его послал в ближнее болото, с лягушками квакать.
Охотник задумчиво глянул на Сакса. Погладил бороду и буркнул:
– Иди-ка ты домой. Посмотри, как отец. Сам видишь, про подвиги и так найдется, кому рассказать
– Да уж найдется.
– Сакс оглядел своих бойцов, складывающих добычу на застеленной бревнами площадке посреди лагеря, и помогающих им повстанцев из тех, что либо на отдыхе, либо вовсе не покидают лагеря.
– Если что, ты же меня позовешь?
– Позову. Иди.
В последний раз оглянувшись на Половинку, о чем-то шепчущегося со стариком Фианном, Сакс побежал к дому. Не то что дому, так, оставшейся от кого-то из погибших бойцов землянке под крышей из дранки и дерна. Надо бы стены еще обшить изнутри деревом, а то отец зимой замерзнет, да и сейчас уже дожди холодные.
Сумка с сыром, яблоками и новой рубахой для отца хлопала по боку. А Сакс, придерживая ее, старался не думать о том, что он будет делать, если отец... нет, оборони Матерь, не мог он...
Он так боялся увидеть пустой дом, что едва не столкнулся с кем-то у собственного порога. Буркнул извинения, поднял взгляд - и подавился.
– Отец?
– Что, сынок, не ожидал?
– Крепко обнял, потом отстранил, на вытянутую руку. Присмотрелся и снова улыбнулся.
– Вижу, с удачей вернулся. Молодцом.
Сам отец выглядел не очень - бледный, постаревший, опирается на палку. Но зато - живой. Живой! И от лихорадки уже ни следа, за неделю!
–
– выдавил Сакс, оглядывая отца с ног до головы.
– Невеста твоя выходила, - отец хлопнул его по плечу.
– Хорошая она у тебя. Матери понравится.
Сакс окончательно перестал понимать, что происходит. Огненные змеи, невесты, чудесные исцеления - как-то оно было слишком.
– Я пойду с Охотником поговорю, - понял его по-своему отец.
– А ты иди в дом, иди. Небось есть хочешь. Наговоримся еще.
Кивнув, Сакс проводил отца взглядом - как тот, прихрамывая и опираясь на крепкую палку, скрывается между домишками. Про сыр и яблоки вспомнил, поздно - не орать же было на весь лагерь. Ну и ладно. Раз тут невеста, отец не голодает. Тьфу ты, оборони Матерь, невеста-то откуда?!
На пороге дома задержался, прислушался: там что-то звенело и вкусно пахло. Вздохнул, готовясь с порога объяснить девице, что нет и не было у него никаких невест, и не надо ему никого - и откинул закрывающую проем оленью шкуру. Девица стояла у очага и что-то мешала деревянной ложкой в мамином медном котелке. Обернулась, сощурилась от света и неуверенно спросила:
– Эри?..
В первый момент Сакс подумал, что ему уже мерещится от усталости. А в следующий - прижимал ее к себе, искал губами губы и беспорядочно шептал:
– Это ты, правда ты? Лиле, как же... останешься?
А Лиле смеялась и кажется, плакала, и гладила его по лицу.
– Я так боялась! Тебя не было, когда вернешься - не знают... Я с вами буду ходить, я лечить умею. Ты другой совсем, Эри, сколько меня не было?
Сакс, наконец, поймал ее губы и окончательно поверил, что это не сон. Сон не бывает таким сладким, не пахнет земляникой, дымом и капустой вперемешку.
– Долго, целых два месяца. А с нами опасно. Ты лучше тут лечи, у нас бывает много раненых.
– Нет, с тобой. Я много могу, не только лечить. Пусти, пусти, а то пригорит...
Не пустил, только котелок снял с огня и потянул к лежаку, а она не протестовала, сама забыла про котелок и путалась пальцами в завязках и застежках... Но до лежака они не добрались. Помешал пронзительный визг Фианна - слов Сакс не разобрал, но чтоб так визжать? Совсем старик плох. Лиле тоже напряглась, оставила в покое застежки и прислушалась. Тут визг повторился, а в ответ ему - сердитый бас, да так рявкнул, что твой медведь.
Отстранив Лиле, Сакс бросился на ссору. Лиле - следом. Он мельком подумал, что зря это она, но останавливать не стал.
Рявкал Томас. Навис над стариком, наливаясь дурной кровью, сжимал кулачищи - уже почти как у Дунка!
– ...ни на медяк добра от щук не видели! Они с отцом вон чего учинили, из-за них дыхнуть не моги! Правильно Сакс их перебить велел, и десятину - правильно, у наших же отобрали, у тейронцев!..
А старик Фианн, словно не видя кулаков, снова заорал дурниной: