Фейри с Арбата. Гамбит
Шрифт:
– Брось нож, - картавя и ломая язык, велел рыбник.
– Лук брось.
Кажется, убивать не будут, слава Матери!
Плавно, чтобы не ткнули пикой, отстегнул ножны. Уронил. Снял со спины лук, тоже уронил. Руки дрожали от досады и бессилия, чуть не до слез было жаль купленного в городе ножа и отцом сделанного лука.
Нобли окружили его: мелькали края дорогих плащей, сапоги телячьей кожи со шпорами. Ни кабана, ни косули, ни завалящей утки - немудрено, что злые как боуги. А нечего было Отца и Матерь гневить, охотиться у Девьего озера! Нет на землях Девы добычи для рыбников, и самого озера нет!
Поднять глаза выше
Нобли лопотали по-своему. Сакс различал отдельные слова: браконьер, повесить, грязь, моя земля, работать. Помянули солнечного бога, Асгейра. Хотят отдать браконьера в жертву? Совсем плохо. Лучше бы подстрелили, чем на костер...
Подумал о костре - как наяву почуял запах гари, увидел заросшие березняком остовы домов, закопченные стены замка, одноглазого мельника с ожогом на пол-лица... Клятые щуки, мало вам?!
Рука дернулась к поясу - но ножа не было. Зачем послушался, отдал? Теперь совсем зазря пропадет.
Лопотание сменилось смехом. Сакса бросило в жар: решили. Только бы не на костер.
– Заяц дай, мое, - приказал все тот же рыбник, и как плюнул: - Дирт.
Протянув обе тушки слуге, Сакс кинул взгляд на нобля, успел увидеть лишь ухмылку и замах. Увернуться бы, сбежать, но куда?! Кругом рыбники, слуги - и те из Луайона!
Плеть ожгла плечи, следом - спину. Удары посыпались со всех сторон. Сакс только и мог, что опустить голову, закрыть лицо и спрятать пальцы, лучник без глаз и пальцев недорого стоит... лучник? Дурень! Отец же велел: падай! Будут бить - падай, кричи, что хочешь делай, но выживи! И он упал, заверещал что-то жалобное. Было не столько больно, сколько противно, и грязно, и кислая злость жгла горло, требовала рвать чужаков зубами!.. Но Сакс только скорчился в пыли, смешанной с потоптанными колосками, перекатился так, чтобы закрыть собой нож. Заскулил.
Рыбники засмеялись, снова залопотали. Убрали плети.
Сакс не шевелился, притворялся дохлым.
– Мерде, - громко и презрительно сказал важный нобль, что-то еще добавил по-своему. Остальные почтительно засмеялись.
Послышался хлопок, словно перчаткой по конской холке, и жеребец нобля рысью пошел прямо на него. Сакс сжался, готовый откатиться, бежать - да пусть подстрелят, все равно уже, только не покорно ждать. Но рыбник хохотнул, и жеребец перепрыгнул Сакса, едва не задев задними копытами.
С десяток ударов сердца, громких, отчаянных, Сакс выжидал и прислушивался. Топот копыт и довольный смех удалялись. Зато наваливалась боль, а вместе с ней стыд, до слез: сколько ж можно валяться перед рыбниками в грязи?!
– Убью. Клянусь кровью, ни одного луайонца не будет на нашей земле!
– В запале он треснул кулаком об землю, поранил ладонь о некстати попавшийся камешек и сморщился от боли.
– Дерьмо рыбье.
Поднявшись, он подобрал нож и расщепленный копытами лук. Ножны пристегнул обратно к поясу, а негодную деревяшку отбросил. И рысью побежал к лесу: возвращаться домой без лука, без добычи, в драной куртке и грязным? Нет уж. До полудня еще далеко, успеет и помыться, и добыть что-нибудь. Да хоть бы и рыбу, щучьим детям назло! И вообще уйдет в Кроу, к повстанцам. Отец с кузнецом говорили, скоро будет восстание, не может не быть. Уже двадцать пять лет нобли грабят Тейрон, заставляют кланяться своему богу, объявили Отца с Матерью порождениями тьмы.
Повстанцы сметут рыбников с родной земли, втопчут в грязь...
Да! Сакс станет рыцарем, возглавит восстание... не потому что дед был лордом Оквуда - а потому что он достоин! Сам тейронский король Бероук пожалует ему герб, пробитый стрелой дубовый лист, как был у деда, и блестящий доспех, и оруженосец будет держать над ним зеленый стяг с королевским медведем. А луайонские щучьи знамена - в грязь, под копыта, и ноблей - под копыта!
Прежде чем нырнуть в орешник, Сакс обернулся: в поле было по-прежнему пусто, слава Матери. Нобли, верно, ускакали подальше от Девьего озера охотиться, не пустыми ж возвращаться в замок. На всякий случай сплюнул через плечо, отгоняя боуги: озеро - владения Девы, и свора ее где-то рядом. По крайней мере, старый хранитель Фианн так говорит и велит обходить озеро стороной. Дурное, мол, место. Ноблей и мудрых не подпускает, королевские стражники у озера и вовсе пропадают, одних колдунов привечает. А все потому что там водится нечисть из холмов: фейри да боуги.
Да пусть бы там всех стражников и ноблей боуги съели! Не жалко!
Поведя плечами и зашипев от боли, - рыбники лупили от души, даже кожаную куртку пропороли, - Сакс ступил на неприметную тропку. На половине дороги подобрал сухую ветку и принялся ворошить траву: ранние маслята и сыроежки все лучше пустой сумы.
Живот откликнулся согласным бурчанием. С рассвета Сакс не ел ничего, кроме горсти земляники, спешил принести зайцев к обеду. Чтоб рыбникам те зайцы поперек встали!
Наверное, в насмешку, прямо над ним застрекотала белка. Крупная рыжая белка. Сакс с досады запустил в нее червивым масленком и пообещал себе сегодня же сделать новый лук, благо в сарае как раз досушились заготовки.
Сунув в сумку последний гриб, он быстрее пошел к озеру: уж там рыбников точно нет! Нобли сколько не искали озеро, а найти не смогли, ни сами, ни с провожатым. Грозились перевешать наглых диртов, и плетьми били, без толку. Вон, у мельника вся спина исполосована - за то, что сказал ноблям правду: туда нет ходу тем, кто не почитает Отца с Матерью, молится одному Асгейру и слушает мудрых.
Как-то, залив глаза, Фианн рассказал легенду про озеро. Старую легенду, не то вранье, которым потчуют мудрые. По той легенде Дева-Охотница плакала над раненым возлюбленным, целое озеро наплакала. А Отец-Лекарь сжалился над ней и дал слезам волшебную силу. Возлюбленный Девы вылечился, поклялся верности Охотнице прямо у целебного озера, а через год женился на дочери рыцаря с большим приданым. Охотница разгневалась, затравила изменщика своими псами, боуги. С тех пор у Девьего озера не клянутся, говорят, Дева за язык поймает.
Правда то или нет, Сакс не знал, сам у озера не клялся и ни боуги, ни фейри никогда не видел. А кузнецов сын, Томас, видел. Если не врет, ясно дело. Фейри видел. Статных, румяных, как яблочко по весне, и косы у них до самой земли, у светлых - золотые, у темных - черные. Выйдут из холмов и купаются, а то и парней заманивают.
Сакс дважды сплюнул и пощупал нож, холодное железо. Без ножа на Девьем озере делать нечего, а с ножом никакие фейри не страшны.
Озеро показалось внезапно. Сколько ходил этой тропой, а каждый раз - как впервые. Верно, колдовство! Блестит, слепит, дразнит, а земляникой-то пахнет! Весь берег - сплошь земляника, красная, крупная. Сладкая!