Фейсбук с привкусом Лубянки
Шрифт:
Сегодня в социальных сетях России по-прежнему считают, что революция в Египте началась в Интернете.
Но есть исследователи, те самые, настоящие, а не купленные политическими режимами, которые всегда стремятся докопаться до истины. Они взяли и посчитали…
Начали с того, что Египет — очень бедная в экономическом и социальном плане страна. Цифры были немилосердны: из среднего класса только десять процентов имели компьютеры, треть от этой десятой части имела выход в Интернет. Что касается главного участника уличных боев — класса рабочих, безработных и бездомных, — то там только один процент имел возможность выхода в Интернет. А в социальных сетях были зарегистрированы из участников
Политологи поняли, что произошло — стереотип восприятия общества. Ведь сегодня Интернет представляется для европейца чем-то сродни домашнего телефона: как же без него жить? Ну и что, что безработный? У нас каждый безработный имеет сотовый телефон и айпад. Значит, и в том самом Египте эти самые безработные и бездомные египтяне приходили на пункты раздачи бесплатных обедов после сна в бесплатной ночлежке (с душевой кабинкой, конечно, и кроватью с простынями). Да, конечно, вздыхали европейцы: много в Египте этих несчастных безработных, не очень они организованные, распорядка пункта питания никак не придерживались. Завтрак еще не готов, а их соберется огромная толпа! Ну, чтобы не скучать и время даром не терять, доставали свои ноутбуки и айпады, мобильники, выходили в Интернет, читали последние новости, делились мнениями, обсуждали горячо… Вот это недовольство ожиданием завтраков и вылилось в народный гнев. Конечно, хуже всех дел на свете ожидать и догонять…
Ничего фантастического в этой картинке нет, поверьте. Да, где-то в европейской стране именно так и может быть: бездомный сидит за столиком с бесплатной тарелкой супа и читает в Фейсбуке последние новости.
Но, черт возьми, Египет — не Европа. Это — Африка!
Там нет ночлежек с чистыми простынями и горячим душем.
Там нет подобных благотворительных пунктов с горячим питанием для бездомных и безработных.
Там безработные и бездомные практически неграмотны. Им та самая социальная сеть — как глухому аудиоплеер.
Социологи и политологи убедительно показали тем, кто желал реальную картинку: никакой «сетевой революции» в Египте не было.
Но странное дело — до сегодняшнего дня этот миф жизнеспособен и устойчив. Кто его поддерживает? Кому он выгоден?
Мне кажется, тут два варианта ответов.
Чтобы посмотреть на эти ответы вблизи, возьмем другую страну и другую «сетевую революцию», которая завершилась пшиком, с реальными человеческими трагедиями, арестами, избиениями.
Итак, Беларусь. Лето 2010 года. В одной, потом в другой социальной сети создаются группы «Революция в Сети». Организаторы, будто бы старательно зашифрованные от спецслужб этой страны, призывают жителей всех городов Беларуси устраивать акции протеста. Форма акций была избрана весьма необычной: люди должны были просто прийти на условленное место, стоять и хлопать в ладоши несколько минут.
Мне, непосредственному свидетелю одной из этих акций, есть что сказать о них. Первое: это было необычно. Собравшись вместе, люди вдруг необыкновенно воодушевились своим собственным количеством: смотрите, как нас много! Мы — сила!
Эти акции протеста получили свое другое название: молчаливые. Да, люди не выкрикивали никаких лозунгов, они молчали. (На третьей акции даже в ладоши не хлопали.)
«Ах, как здорово! Как нас много, как власть нас испугалась», — захлебывались от восторга в Фейсбуке в те дни после первой акции. И тут же была назначена другая. К ней должны были присоединиться протестующие в других городах.
Только идиот мог тогда предполагать, что агенты тех самых белорусских спецслужб не зарегистрированы в этих группах. И это значит, что спецслужбы прекрасно знали о местах, о времени, о самых активных
Вторая молчаливая акция была разогнана самым жестким образом. Людей хватали прямо из толпы переодетые в гражданское спецназовцы, заталкивали в автобусы без номерных и опознавательных знаков. Везли в милицейские «обезьянники», утром — в суды, где каждый из задержанных получал то ли штраф, то ли сутки ареста. Третья, хлипкая и малочисленная, акция была ликвидирована в самом зародыше с еще большей жестокостью и при большем скоплении одетых и в гражданское, и в форменную одежду спецназовцев.
Что поразило тогда меня, как невольного свидетеля этой акции, других людей, которые в действительности хотели увидеть нечто большее, чем пресловутую жестокость белорусского режима?
Поразила толпа.
Смотрите, что происходило в реале.
Итак, стоит толпа порядка трех-четырех тысяч человек. Стоят, улыбаются друг другу, радостные и веселые: у нас получилось выйти, вот какие мы смелые, организованные. А главное: мы — едины! Мы договорились в Сети выйти — и вышли!
И вдруг к парню в майке с национальным, некогда государственным гербом «Погоня» приближаются двое рослых парней, одетых в джинсы и рубашки. Парень спокойно стоит с девушкой. Эти двое амбалов хватают парня, заламывают ему руки, куда-то тащат. Визжит от страха девушка, пытается отбить своего парня, умоляюще кричит в толпу: «Помогите!»
Но никто не двигается с места.
Да, справедливости ради заметим, отдельные ребята пытались отбить своих знакомых у переодетых в гражданское омоновцев. Но это были единичные случаи. Единичные!
Вместе с тем ситуация выглядит до ужаса абсурдной: ведь со стороны же видно, что не власти арестовывают или задерживают ни в чем не виновного парня! Это какие-то гопники напали на него. Так чего же вы стоите рядом молча и недвижимо, господа-товарищи, участники акции? Почему не бросаетесь на выручку? Вы же только что смотрели друг на друга с гордостью за свое единство и смелость. Где же единство? Где смелость?
Переодетые в гражданское омоновцы практически безо всякого сопротивления со стороны иных участников арестовывают человек пятьдесят-сто — и вся остальная толпа уже бежит, спасая свои задницы. Были избитые — те, кто вдруг рьяно пытался сопротивляться, получал невесть откуда взявшейся дубинкой по разным частям тела. Но в сводках того времени, в официальной информации от властей не было описано ни одного случая нанесения какого-либо вреда омоновцу! И здесь нужно верить этой правде. Потому что, если бы вдруг случай был — государственная пропагандистская машина преподнесла бы его как дикое варварство толпы.
Толпа разбежалась.
Толпа не попыталась защитить своих.
Почему так получилось?
Только потому, что на площади выходила именно толпа. А в толпе нет своих и чужих, потому что в толпе каждый сам по себе. У толпы есть свои законы поведения: она может стать в какой-то момент яростной и злой, идти, сметая все на своем пути. Но так же легко толпа предается унынию, страху, панике — любому чувству, которое совсем не трудно у нее вызвать.
Вот она стояла, толпа, мнящая себя организаций. Но вот из нее хватают одного человека, бьют, тащат по тротуару, бросают в автозак… Вот хватают из толпы другого и третьего. Все, в толпе поселился страх. Потому что этой толпе, этим нескольким тысячам самых разных людей показали, что может случиться с каждым из них. Но одновременно вот в чем фокус: может случиться с каждым, но случится далеко не со всеми! Случится с одним из сотни, с двадцатью из тысячи.