Фиалковое зелье
Шрифт:
– Господа, – возмутился Август, – я – Август Добраницкий, и точка! Никакого Сотникова я не знаю… и вообще я думаю, что это он сидел внутри рыцаря, который пришел нам на выручку!
– А я вот не понимаю, какой тебе расчет нам помогать, – устало промолвил Владимир. – Ты же наверняка слышал, что они обещали. Они собираются Польшу освободить, между прочим…
– Учитывая планы этих людей, я бы не стал доверять их обещаниям, – отозвался Август. – Это во-первых. Во-вторых, одно присутствие на их стороне моей бывшей невесты… – Он умолк и выразительно скривился. – Ну и, наконец, третья причина.
– Что за причина? –
– А третья причина такая: свобода не дарится, как ярмарочный пряник, – твердо проговорил поляк. – Настоящая свобода завоевывается потом и кровью, с оружием в руках. Наша страна стала игрушкой европейских держав, потому что в какой-то момент у нас не хватило духу отстоять свою независимость. А ведь когда-то мы тоже вершили историю, и Марина [14] едва не стала вашей царицей, а Владислав [15] – царем. Но все меняется, и однажды мы, разделенные на три страны, сплотимся, потому что до нас наконец-то дойдет, что настоящая свобода – вовсе не миф и что ее не заменит даже относительно сытое и безбедное существование. Так что, господа, не обессудьте, но если поднимется новый Костюшко [16] и призовет всех поляков защищать свою родину, я буду на его стороне. Но я не могу быть на стороне шулера и делать вид, будто верю в его притязания на российский престол. Это же смешно, поймите!
14
Марина Мнишек.
15
Польский королевич, один из претендентов на российский трон в Смутное время.
16
Тадеуш Костюшко – глава польского восстания 1830 года.
– Август, – промолвил после паузы Владимир, – я давно хотел тебе это сказать, но… Ты молодец.
– Надеюсь, вы на меня не сердитесь, – примирительно добавил Август. – Я хорошо к вам отношусь, честно! Но если мне придется сражаться за свободу моей страны, я пойду сражаться. И мне искренне жаль, что мы никогда не сможем быть на одной стороне.
– Но это не помешает нам остаться друзьями, верно? – проворчал Балабуха. – Пока сражение еще не началось…
– Антон! – внезапно сказал Владимир, и гигант удивленно взглянул на него. – Помолчи.
Все трое умолкли и прислушались.
– Я ничего не слышу, – наконец признался Добраницкий.
– Я тоже, – сказал Балабуха. – Только какое-то бульканье… у Августа в животе, что ли?
– У меня? – вскинулся Добраницкий. – Да это у тебя в брюхе бурчит!
– Нет, вы оба не правы, – медленно сказал Владимир. – И вовсе это не бульканье, а плеск… Плеск воды.
И тут большая бочка, стоявшая у стены, с грохотом лопнула. Куски досок полетели в разные стороны.
За бочкой в стене открылась большущая дыра. И в эту-то дыру широким потоком устремилась вода.
Глава 28
– Вода! –
– Не знаю! – крикнул Владимир. – Наверное, они привели в действие какой-нибудь потайной механизм! Ведь Дунай совсем рядом!
– А, черт их подери! – выругался Балабуха. Вода уже бежала по полу и, пенясь, заливала погреб. – Надо открыть дверь!
Он бросился к двери, но заметил выражение лица Владимира.
– Или не надо?
– Открывайте дверь и выходите! – кричал из коридора насмешливый голос Ферзена. – Или не открывайте и подыхайте там, как крысы!
– Они ждут нас, – мрачно уронил Владимир.
Вода меж тем стремительно прибывала.
– Фу, черт, – устало выдохнул артиллерист. – Я всегда боялся, что мне придется вот так, брат Владимир… встретить свою смерть в воде.
– Но мы можем попробовать заделать дыру! – крикнул Август.
– Чем? – безнадежно спросил гигант. – В погребе же ничего нет! Не рассчитываешь же ты забить такую дыру бутылкой?
Добраницкий стих.
– Мне надо выпить, – неожиданно заявил он, кинулся к одной из оставшихся бутылок, лихо отбил у нее горлышко и стал лить вино прямо себе в рот, запрокинув голову.
– Поражаюсь я тебе, ей-богу! – покачал головой Владимир. – Но что же нам делать?
Антон меж тем начал снимать с себя сюртук.
– Ты что? – удивился Гиацинтов.
– В эту дыру, – сказал Балабуха, подбородком указывая на нее, – вполне может пробраться человек. От замка до реки саженей тридцать, не более. Я доберусь до реки, войду в замок и нападу на Ферзена и его молодчиков с тыла. Вы – будьте готовы.
– Да ты с ума сошел! – закричал Владимир, срываясь с места. – Ты что, не видишь, какой там напор? Ты не сможешь плыть против потока! И вообще, ты же говорил мне, что едва умеешь плавать!
Балабуха взглянул на него сверкающими от бешенства глазами. Вода уже стояла в погребе по колено.
– Это из-за меня вы оказались здесь, – просто ответил он. – Значит, мне и надо исправлять положение. Потому что это наш единственный шанс.
– Тебе или размозжит там голову, или ты захлебнешься и утонешь! – кричал Владимир. – Ты что, с ума сошел?
– Может, и сошел, – покладисто согласился Балабуха. – Вся моя надежда на то, что хватит силенок выбраться отсюда. Иначе всем нам конец.
Друзья стояли в воде по самый пояс. Дыра в стене уже скрылась под водой.
Неожиданно гигант набрал воздуху, присел и скрылся из глаз.
– Антон Григорьич! – взмолился Владимир. – Золотой ты мой! Может, плюнем на все и откроем дверь? Двум смертям не бывать! А?
Но Балабуха, не слушая его, уже протиснулся в дыру и, цепляясь ногтями за стенки, полез вперед. Поток сносил его обратно, но он с каким-то отчаянием не давался и продвигался против течения.
Он барахтался, полз, карабкался вперед, обдирая ногти и кожу. Все свое упорство, все нечеловеческое упрямство он вложил в это продвижение против потока, который норовил снести его обратно, к погребу. В ушах у гиганта звенело, в глазах начало темнеть, когда он наконец вынырнул на поверхность и сумел перевести дух.
Вода в погребе уже доходила Августу до подбородка, и он мог свободно плавать в ней. Еще немного, и он сумеет спокойно дотронуться рукой до потолка… А когда вода дойдет до него, они утонут.