Фиеста отважных. Сборник научно-фантастических произведений
Шрифт:
— Деточка, детка! — нежно проворковала она. — Мамин маленький хороший мальчик. Давай, иди ко мне, Франки.
Он спустился вниз по трапу, вытирая на ходу глаза и хлюпая носом.
Она взяла его на руки и держала так, как может держать только настоящая хранительница и защитница. Она повернулась и пошла прочь.
Позди них послышался свистящий звук, но она не обернулась.
Глаза Лью, все еще широко открытые от удивления, глядели вверх, сопровождая что-то в бездонное поднебесье.
Он снова молча шел за женой и первенцем вниз по тропинке.
Одри бормотала
Когда они добрались до домика, она сказала слегка расстроенно:
— Боже правый, мое жаркое! — и понесла мальчика с собой на кухню.
Лью уставился ей вслед.
Он покачал головой:
— Что может сделать пара успокаивающих таблеток.
ПОЙДЕМ СО МНОЮ РЯДОМ…
Мартин Уэндл оставил свой «Ягуар-седан» у подножия холма и направился к коттеджу на вершине пешком. На полпути он приостановился и задумался. Для человека его полета и амбиций дело было незначительным. Или нет? Почему нужно было тратить так много времени? Пожатие плечами вышло очень по-человечески, а улыбка кривой. Он продолжил подъем.
Легкий стук в дверь вызвал почти незамедлительный ответ.
— Профессор дома? — спросил он.
Отозвавшийся заколебался:
— Вам назначено, сэр?
Мартин Уэндл посмотрел на него.
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
— Профессор Дрейстайн занят своими исследованиями, сэр. — Слуга сник.
— Спасибо, — сказал Уэндл, подавая свою шляпу и трость.
Он остановился у входа в убежище математика и, прежде чем его присутствие заметили, изучающе осмотрелся. Эта была комната ученого мужа. Удобная мебель, предназначенная для того, чтобы на нее что-то проливали, способная вынести пинки обуви и ожоги сигарет. В одном из углов находился изящный передвижной бар, в комнате было более одной коробки для табака и более одной подставки для трубок. На стенах висело несколько картин; Уэндл различил работы Риверы, Гранта Вуда, Хартли, Беллоуза, Марина.
В тяжелом кожаном кресле скорчился Ганс Дрейстайн. Над книгой торчали только его знаменитая копна белых волос и часть необычно высокого лба. Перед ним, на коврике, опустив голову на лапы, расположился громадный черный пес немыслимой породы.
Собака открыла глаза и тихо протестующе зарычала.
— Профессор Дрейстайн? — спросил Мартин.
Ученый выглянул из-за своего фолианта и заметил стоящего перед ним человека — высокая фигура, линкольновского типа лицо, безукоризненная одежда, почти высокомерный безапелляционный тон.
Ганс Дрейстайн заложил страницу указательным пальцем, распрямился и нахмурил брови.
— Я давал указание Уилсону… — начал он.
— Вопрос гораздо важнее мелочей, которые могут нам помешать. Мне необходимо провести с вами полчаса.
Собака снова зарычала.
— Хватит, хватит, мальчик. Успокойся, — сказал ей Дрейстайн и обернулся к посетителю: — Мое время расписано полностью, сэр. Это убежище — единственная возможность уединиться, чтобы немного расслабиться, подлечить стариковские болячки,
Высокий посетитель нашел себе стул напротив пожилого человека.
— Мое время так же ценно, как и ваше. Я не намерен тратить его впустую. — Его глаза уставились на собаку. Он кивнул и перевел их обратно на негостеприимного хозяина. — Вы знакомы с жизнью Роджера Бэкона, английского философа и монаха?
Ученый вздохнул, закрыл книгу и положил перед собой на журнальный столик. Закрыв глаза, он сказал:
— Родился в 1215-м и умер в возрасте около восьмидесяти лет. Обучался в Оксфорде и Париже, стал профессором. Вступил в Орден францисканцев и обосновался в Оксфорде, где специализировался в алхимии и оптике. Должно быть, в те дни он был занят больше своими делами. В 1257-м его обвинили в колдовстве, и он потерял в заключении десять лет полнокровной жизни.
Голос Ганса Дрейстайна с возрастом стал тише, но не утратил своей знаменитой ироничности.
— Интереснейшая личность, — закончил он. — Но какое отношение имеет старый философ к вашему вторжению, мистер…
— Мартин Уэндл, — подсказал посетитель. — Вам несомненно будет интересно узнать, что Бэкон был мутантом — Homo superior — одним из первых, кто упоминается в наших записях.
Лохматые белые брови поползли вверх.
— Какое несчастье, что он дал обет.
В голосе Уэндла прозвучало легкое раздражение:
— Большое несчастье, профессор. Как вы убедитесь, сэр, я не занимаюсь ерундой.
Математик остановил на нем долгий взгляд, наконец встал и направился к бару.
— Хотите выпить, мистер Уэндл?
— Спасибо, нет.
Смешивая себе порцию, профессор заговорил:
— Я тут обнаружил, вопреки общему мнению, что алкоголь, э-э, в разумных дозах способствует научным изысканиям.
— Я так не считаю.
— Конечно. — Профессор Дрейстайн вернулся в свое кресло. Глаза собаки проследили за ним от кресла до бара и обратно. — Итак, сэр. Эти ваши полчаса моего времени?
Когда хозяин снова откинулся в кресле, его сухощавое лицо на секунду расслабилось.
— Раньше я об этом никому никогда не рассказывал, — начал Уэндл. — Хотя, чтобы так или иначе получить информацию, я потратил слишком много лет.
Профессор отхлебнул из бокала.
— Меня всегда интересовала история Бэкона — легенды, мифы.
— С Бэкона история лишь начинается. Вы, конечно же, знаете, что значительную часть своей жизни он провел в поисках философского камня и эликсира жизни.
— Он разделял заблуждения других алхимиков своего времени.
Мартин Уэндл покачал головой.
— Вы не поняли. Роджер Бэкон никогда не гонялся за блуждающими огнями.
Профессор еще раз прихлебнул, и глаза его сверкнули.
— Я забыл, вы же мне сказали, что он был Homo superior. Поэтому, ну, скажем, он открыл эликсир жизни, философский камень.
Уэндл прервал:
— Профессор, вы же не будете отрицать, что сегодня две эти древние цели алхимиков — бессмертие и превращение металлов — вполне достижимы.
Профессор неожиданно улыбнулся.