Фигня (сборник)
Шрифт:
– Надеюсь, вам здесь понравится… – сказала Валерия.
– Благодарю… – Венедикт еще раз поклонился, а затем сделал знак рукой.
По этому знаку двое юношей поднесли ему кованый ларец. Он открыл его и достал оттуда жемчужное ожерелье. Сделав шаг к Валерии, он приложил ожерелье к ее шее и тут же отнял руки. И оно будто прилипло к коже, так что Валерия вскрикнула от неожиданности.
– Это вам с берегов Индийского океана, – сказал Венедикт.
– Спасибо… – прошептала она, дотрагиваясь до крупных жемчужин.
– Когда же ты расскажешь нам о
– Когда хотите, хоть сегодня же.
– Отлично! Мы ждем тебя…
Иннокентий и Валерия удалились в особняк, а слуги принялись вносить вещи в павильон. Венедикт прошелся по аллее и остановился перед мраморной скульптурой, изображавшей сатира. Что-то в облике сатира было схоже с Венедиктом, но заметил ли он это – неизвестно.
А Валерия в своем доме быстро прошла в спальню и сразу же подошла к зеркалу. Она смотрела на ожерелье. Затем попыталась снять его, но у нее не получилось. Ожерелье будто приклеилось к телу. Валерия испуганно перекрестилась, шепча что-то вроде заклинания. И тогда ожерелье позволило снять себя, оставив на коже багровые следы. Валерия не знала, что делать. Она хотела позвать мужа, потом передумала и принялась тщательно запудривать следы ожерелья…
Вечером на открытой террасе особняка Иннокентий и Валерия слушали рассказ Венедикта о его путешествиях.
Собственно, это более походило на цирковое представление, в котором Венедикту ассистировал слуга-малаец, одетый в длинную белую хламиду.
Иннокентий и его жена сидели в легких плетеных креслах за двумя круглыми столиками на таких же плетеных ножках и попивали кофе. В нескольких шагах от них, у балюстрады, на фоне вечереющего неба, Венедикт в тюрбане наигрывал на маленькой флейте, под звуки которой из стоящей перед ним амфоры медленно появлялась головка кобры.
Восхищение и ужас отразились на лице Валерии.
Иннокентий зааплодировал.
Венедикт с достоинством поклонился и продолжил рассказ.
– …Там же, в Индии я посетил старого йога, который научил меня многим премудростям. Я пробыл у него полгода и стал любимым учеником. Теперь мне полностью подвластно мое тело. И не только тело…
Он сделал знак малайцу, и тот в одно мгновенье развернул легкую ширму с натянутым китайским расписным шелком, за которой и скрылся Венедикт. Через мгновенье малаец убрал ширму, и зрители увидели Венедикта, парящим в воздухе в метре над полом в позе «лотоса». При этом он лишь одним пальцем опирался на стоящую рядом трость.
Малаец восстановил ширму.
– Браво, друг мой! Браво! – воскликнул Иннокентий.
Венедикт вышел из-за ширмы.
Малаец появился со старинной бутылкой странной формы, стоявшей на металлическом подносе в окружении яшмовых пиал.
Венедикт разлил вино. Оно текло золотистой густой струей.
– Это вино из Шираза, – сказал он.
Малаец обнес всех, они подняли рюмки.
– Но скажи мне, как ты это делаешь? Это же какое-то приспособление, которого мы не видим. Не
– Может, – прервал его Венедикт. – Мне – может.
– Не хочешь ли ты сказать, что ты в своих путешествиях стал этаким сверхчеловеком… Что ты обладаешь сверхъестественными способностями?
Валерия выпила вина.
– Нет, это естественные способности человека, но они развиты до полного своего раскрытия. Хотите посмотреть, где я был? – внезапно спросил он.
– Посмотреть? У тебя с собой дагерротипы? – спросил Иннокентий.
– Нет. Просто я могу сделать так, что вы это увидите…
И он, приблизившись к друзьям, сделал несколько пассов перед ними.
Внезапно бледное небо вокруг налилось напряженным красным цветом, фигура Венедикта на его фоне засветилась голубым, раздался вой ветра, возник вихрь, и все трое оказались в каком-то восточном городе, где по улицам ходили люди и верблюды, но наши путешественники будто парили над ними, светясь тем же голубоватым светом.
– Я был здесь в самом начале своего пути. Здесь я начал познавать истину, в той чайхане… – указал Венедикт на приземистое здание. – А дальше я прошел семь стран, все тайны мира открылись мне…
Пустыни и величавые реки возникали перед взором путешественников. Восточные базары и празднества, скульптуры богов и храмы.
Снеговые громады тибетских пиков возвысились перед ними. Валерия замерла в восхищении, а Венедикт продолжал:
– …и я стал совершенным. Я познал абсолют. Теперь никакие земные заботы и чувства не тревожат меня…
– А любовь? – вырвалось у нее.
– И любовь…
Их полет продолжался, пока перед ними не распахнулось звездное небо, а потом темнота поглотила их, чтобы вернуть на ту же террасу, над которой уже горели в небе звезды.
Малаец подал своему господину индийскую скрипку. Верх ее обтягивала голубоватая змеиная кожа, тростниковый смычок имел вид полукруглый, а на самом его конце блистал заостренный алмаз.
– Этот инструмент подарил мне один индус… – сказал Венедикт и приложил скрипку к подбородку.
Раздалась музыка, которая внезапно обрела силу, зазвучала многоголосьем – страстная мелодия, преобразившая Венедикта.
Он хищно скрючился, его глаз блистал, а смычок в руке был более похож на оружие – на длинный нож или на саблю.
Валерия подалась вперед ухватившись за подлокотники плетеного кресла. Таким огнем, такой торжествующей радостью горела эта мелодия, что Иннокентию и его жене стало жутко.
Алмаз на конце смычка яростно вспыхивал, Венедикт раскачивался ва такт мелодии и внезапно оборвал игру, уронив руку со смычком.
– Что это такое? Что ты нам сыграл? – воскликнул Иннокентий.
– Эту песнь я услышал на Цейлоне… Мелодия местной народности. Она слывет там песнью удовлетворенной любви… – медленно и, казалось, вяло отвечал Венедикт, но при последних словах он метнул огненный взгляд на Валерию.