Фигня (сборник)
Шрифт:
Американцы слушали серьезно и внимательно, покоренные распевом Стебликова. А он затянул второй куплет, но очень скоро, к собственному сожалению, понял, что не очень твердо помнит слова.
В небесах торжественно и чудно!Спит земля в сиянье голубом…Что же мне…Он на секунду приостановил пение.
– Черт! Слов не помню! – покрутил он головой. – Да вам все равно – лишь бы складно! – махнул он рукой и продолжил:
…такСтебликову, чувствовалось, самому нравится эта неожиданная импровизация, он начал озорничать, хитро взглядывая на американцев, поэтому следующий куплет вышел совсем диким:
Поезд мчится, мчится в чистом полеПо просторам родины чуднуй…Пронеси, Господь! Чего же боле?Темный дуб склонился надо мной…Темный дуб склонился надо мной.Пока Стебликов пел, в купе набилось еще человек шесть американцев, заслышавших громкое пение. Толпа в коридоре прибывала. Американцы привставали на цыпочки, желая лучше разглядеть поющего Стебликова. Где-то на втором куплете из служебного купе вышла проводница и обеспокоенно засеменила к толпе в коридоре. Удостоверившись, что распевает ее беспокойный «племянник», проводница охнула и поспешила к Николаю. Через минуту Николай выскочил из купе, на ходу застегивая пуговицы на рубашке, проводница семенила за ним.
Они подошли к толпе и встали в задних рядах, ожидая пока Стебликов закончит.
А он, допев рефрен, раскланялся со слезою в глазах, растроганный собственным пением.
Аплодисмент был бешеный. Американцы возбудились, как дети, хлопали Стебликова по плечу, наливали еще виски.
– Кто автор стихов? – спросил Эрик.
– Поэтри? – уловил знакомое слово Алекс. – Лермонтов написал. Михаил Юрьевич…
И тут Алекс увидел среди американских лиц, в задних рядах толпы, знакомые физиономии проводницы и Николая. Оба оторопело глазели на Стебликова, не в силах вымолвить ни слова.
Алекс сделал вид, что не заметил их, хотя проводница знаками настойчиво предлагала ему покинуть купе. Но протиснуться в толпу американцев ни она, ни Николай не решались.
Алекс заметил, что напротив него появилось много новых лиц, среди них две женщины, на вид лет за тридцать: одна высокая, с черными прядями волос, а другая маленького роста блондинка с короткой стрижкой и в очках. Обе смотрели на Стебликова с большим любопытством. Блондинка, перехватив взгляд Алекса, обратилась к нему с вопросом:
– Скажите, является ли пение сотрудника КГБ проявлением политики гласности?
– Я не… – развел руками Алекс. – Донт андерстенд.
Николай, по-видимому, прекрасно
– Ты… за кого себя выдаешь?!
Американцы оглянулись на Николая, а Стебликов, желая сгладить намечающийся конфликт, поспешно произнес:
– А теперь давайте вашу. Вместе!.. Америкен сонг!
И затянул, хитро поглядывая на американцев:
– Глори, глори, алиллуйя!..
Американцы дружно подхватили, смеясь, и вместе со Стебликовым спели пару куплетов, в то время как потемневший от злобы Николай тихо шептал проводнице:
– Вызовите бригадира… Немедленно!
Проводница вздохнула и отправилась по коридору прочь из вагона.
Едва стихли возгласы и аплодисменты, вызванные совместным пением, как Николай позвал негромко и властно:
– Алексей!
– Да не хочу я спать! – отмахнулся от него Стебликов. – Хорошо сидим!
– Прошу прощения… Мой товарищ устал…– на плохом английском языке проговорил Николай, раздвигая американцев и вырастая в купе перед Стебликовым в полный рост.
– Мистер Николай, вы тоже хотите спеть с нами? – ядовито осведомилась блондинка.
– К сожалению, не получится, мисс Барбара,– ответил он ей и коротко бросил Алексею: – Пойдем!
– Ну, ты и зануда… – вздохнул Стебликов, и вдруг до него дошло. – Так ты сопровождающий, что ли?.. Так бы и сказал, – упавшим голосом произнес Алекс.
– Пойдем! – повторил Николай.
– А что я такого сделал? Подумаешь, попеть нельзя… – заканючил Стебликов.
– Ты у меня попоешь… – тихо пообещал Николай.
– Произвол! – воскликнул Стебликов, и вдруг, собрав в аварийном порядке все свои знания в английском, произвел на свет следующую фразу: – Братья! Я не хочу уходить. Мне хорошо с вами!
– Я тебе покажу: братья! – не выдержал Николай, хватая Стебликова за руку и силой пытаясь вытащить его из купе.
Американцы в растерянности наблюдали за этой сценой и жалкими попытками Алекса сопротивляться. Лишь одна Барбара проявила решительность. Она дернула Николая за рубашку и с вызовом проговорила:
– Почему вы запрещаете вашему коллеге быть среди нас? Это не противоречит правилам!
– Он не коллега. Я его не знаю. Он пьян и едет без билета! Правила требуют высадить его на ближайшей остановке,– отчеканил Николай и уже специально для Стебликова добвил: – Ты у меня в Бологом вылетишь, как миленький!
– Братья…– упавшим голосом повторил Стебликов.
– Оставьте его в покое! Алекс ни в чем не виноват! – загалдели американцы.
Старуха на верхней полке вылезла из-под одеяла и энергичным жестом указала Николаю на дверь:
– Вон! Вы мешаете моему сну!
Николай растерялся, отпустил Стебликова. Барбара воспользовалась этим, встряла между Алексом и его противником и принялась энергично подталкивать Стебликова к двери, приговаривая:
– Алекс! Пойдем отсюда! Быстрее!
– Куда? – спросил Алекс и, мучительно скривив лицо, проблеял перевод: – Ве-а?..
– Тебя нужно познакомить с Джесси.