Фигура Речи

Белл Дана Мари

– Твой отец пытается отказать мне в алиментах.

Он облокотился на стену, прокляня себя за то, что он не перепроверил идентификатор абонента.
– Привет, Мам.

– Как он может отказать мне в алиментах? Я работала на этого человека, убирала его дом, готовила ему есть, имела дело с тобой, и теперь он не хочет платить мне за это?

Джим отчаянно хотел повесить трубку, но это только увеличит большую напыщенную речь на его голову, чем та, которая была заготовлена.
– Спасибо, Мама.

– За что?

Он вздохнул. Она казалась по-настоящему

смущенной, как будто она не могла понять, почему он расстроен. – Ни за что.

– Джим.
– Строгий тон ее голоса не служил хорошим предзнаменованием для остальной части разговора.
– Ты должен сказать своему отцу, что он должен мне.

Он почти смеялся.
– Я не разговариваю с ним, помнишь? Я не говорил с ним с тех пор… - Тьфу. Проклятие. Последняя вещь, которую он хотел сделать, это вспомнить про Спенсера, но было слишком поздно.

– Как ты решил поселить у себя его ублюдка?

Джим держал рот на замке. Возможно он мог оставить телефон на немого и воссоединиться с его друзьями. Она никогда не узнала бы различия, и он получит более мирный день.

– Джим? Ответь мне!

Или нет. – Да, мама.

– Не делай ‘да, Мама’ этим тоном, молодым человеком. Ты знаешь сколько времени я работала?

– Да, мама.

– Я клянусь, ты хуже, чем твой отец. Ты не думаешь ни о ком, кроме себя.

– Извини?
– Джим практически оторвался от стены, к которой он прислонялся.
– Я не тот, кто обманывал, я не тот, кто названивает взрослому сыны просто чтобы попилить его, и я не тот, кто ничего не делает прямо сейчас.

– Джеймс…

– Я не тот, кто соврал о состоянии подруги ее сына.
– Джим был по-прежнему зол, но у него не было времени, чтобы встретиться с ней для этого.
– Как ты посмела сказать мне, что она была в порядке, просто чтобы причинить мне боль?

– О, пожалуйста. У тебя было столько женщин, которые прошли через тебя, я удивлена, что ты помнишь ее имя.

Он взял телефон от своего уха и уставился на него на мгновение, прежде чем проорать в него: - это папа!
– Джим был вне себя. Если больше маминого зла перекинется на Хлою, он будет очень разозлен.
– Послушай меня, мама. Я закончу. Я слушал как ты разглагольствовала и бредишь о моем отце, и я решил, что он не должен был изменять. Он не должен был скрывать Спенсера от тебя.
– Он проигнорировал ее яростным возгласом и продолжил.
– Но я не папа. Я не обманывал, я не должен тебе алименты, и я устал быть тем, кому ты делаешь больно, потому что он не берет его чертов телефон.

– Джим?

Он повернулся на середине его напыщенной речи на звук голоса его пары. Просто ее аромат успокоил его.
– Все хорошо, милая. Возвращайся внутрь.

– Ты уверен?

Он проигнорировал свою мать, вопящую в телефон, и сосредоточился вместо этого на Хлои.
– Я уверен.

– Ладно. Я буду здесь, если понадоблюсь, Бо.

– Джеймс! Это еще одна из твоих подружек?

Джим замерз во взгляде на лицо Хлои. Она скрыла боль быстро, но было слишком поздно. Она бросилась назад в квартиру как будто ее задница,

горела, закрыв дверь спокойно позади себя.
– Мама?

– Что?

– Ты только что оскорбила женщину, на которой я планирую жениться. Не звони мне некоторое время, хорошо? Я действительно не хочу больше слышать что-либо от тебя.
– Он не ждал ответа. На этот раз, он отсоединил ее.

Черт возьми. Все налаживалось с Хлоей, и теперь его мать должна была прийти и разрушить это. Он должен был сделать что-то, чтобы заставить Хлою понять, что она была единственной для него, но что?

Он вошел в квартиру в холодную тишину. Даже Табби свирепо посмотрела на него, качая головой и бормоча себе под нос. Но мужчины не глядели на него, они спокойно беседовали между собой и наблюдали за своими парами настороженно.

Только Хлоя ему улыбнулась, и это была бледная, слабая улыбка по сравнению с более ранним смехом по ее уродливому керамическому мешку шара.

Джим поднял телефон.
– Моя мать ничего не знает больше о моей жизни. Она слишком повязла в разводе с моим отцом, который изменял ей. Теперь она меня видит либо как продолжение его, либо посредником между ними. Она...
– это ранило его, что он собирался сказать дальше, но это была правда.
– Она не моя мама больше. Не та, что я помню, во всяком случае.

– Говорил же тебе.
– Алекс отрицательно покачал головой на Табби.

Хлоя схватила руку Джима.
– Он говорил мне часть этого ранее. Она – причиняет боль Спенсеру также.

– Спенсеру?
– глаза Табби широко раскрылись.
– Ох. Спенсер. Сожалению, Джимми.

И так же легко, женщины возвратили к их нормальному солнечному (и немного потному) расположению.

– Что-нибудь мы можем сделать, чтобы помочь?
– Син стояла с руками, пересеченными на груди, Амазонка, готовая сражаться.

– Неа.
– Джим отклонил ее помощь.
– Кроме, как убедиться, что МЕШОЧЕК ШАРА больше никогда не увидит свет дня.

Хлоя ударила его по руке прежде, чем подойти к благотворительной коробке. Она вздохнула и покачала головой.
– Где он?

Он никогда не видел этот ужас больше в жизни, поскольку каждый из них отрицал то, что произошло с ужасной, деформированной скульптурой. Но это сделало работу веселее, осветив настроение еще раз, когда они закончили большую часть упаковки вещей Хлои.

– Каким количеством книг ты владеешь?
– проворчал Джим, когда он взял одну особенно тяжелую коробку.

– Учебники.
– Она гримасничала.
– Не уверенна, что мне нужны они больше.

– Нужны. Я держался бы за них, пока ты не знаешь, какие курсы ты должна взять для своего диплома технического ветеринара.
– Он положил коробку у парадной двери. Она не струсит идти обратно на учебу.

Она вздохнула счастливо. Одна из вещей, которой он восхищался больше всего в его паре, была ее способность прийти быстро в норму к ее счастливому расположению после того, как что-то причинило ей боль. Это было умение, ему было жаль, что он не обладал таким же достоинством.