Фиктивный брак госпожи попаданки
Шрифт:
— Вы называете себя аристократом, но как вы можете спать по ночам, когда наши семьи голодают?! — выкрикнул один из них с клокочущей в голосе яростью.
Боковым зрением я уловила, как швейцар промчался к парадным дверям.
— Кто это? — прямо над ухом раздался любопытный шепот Элоизы.
— Рабочие его закрывшейся фабрики, — с омерзительным наслаждением отозвался маркиз Хантли.
Его глаза завороженно блестели, словно он наблюдал хорошую постановку в театре.
Театре человеческих жизней.
—
— Нас выгнали, не оставив ничего! Мы голодаем! А вы сидите здесь, в этой роскоши! Вы обещали нам… и мы поверили, пошли за вами!
Крики перекрывали друг друга, создавая неразборчивый гул, но общий смысл был ясен: рабочие из последних сил пытались достучаться до человека, который обрек их на нищету.
Герцог же стоял, словно мраморная статуя. Только угол его рта дергался, выдавая, что происходящее трогает его больше, чем он готов был показать.
Один из гостей рванул вперед, с неприязнью глядя на рабочих.
— Уберите их от Норфолка! — приказал он, властно смотря на зажатого в угол распорядителя аукциона. — Что вы стоите? Отправьте же кого-то за жандармами!
Но Норфолк поднял руку, остановив его.
— Нет, — сказал он твердо. — Пусть скажут все, что хотят.
Но этому не суждено было сбыться, потому что вернулся швейцар, а следом за ним в холл ворвались и жандармы, которых он привел. Рабочих начали скручивать и оттаскивать от герцога, но ни один из них не переставал кричать.
Норфолк по-прежнему стоял в самом центре холла, не двигаясь. Распорядитель аукциона что-то горячо ему говорил, но тот даже не кивал. Казалось, он не слышал.
— Печальное зрелище, не так ли? — рядом прозвучал лживо-сочувствующий голос Элоизы.
— Весьма, — с усмешкой отозвался маркиз. — Печально смотреть на такое быстрое падение.
Мои руки непроизвольно сжались в кулаки, и я поспешила отойти от них троих и затеряться в толпе.
Рабочие были, конечно же, правы. Они боролись за свои семьи, за свое существование. Лишиться работы, лишиться единственного источника денег… Сердце невольно сжималось от жалости к ним, и я чувствовала за собой вину.
Если бы тогда я не послушалась поверенного Росса… если бы не обвинила Норфолка в смерти графа Толбота и Тессы…
— Наслаждаетесь, миледи?
Голос прозвучал так близко, что я вздрогнула. Герцог Норфолк появился передо мной, словно из воздуха, я даже не успела заметить его приближения. Его высокий силуэт перекрыл свет люстры, а ледяной взгляд, направленный прямо на меня, заставил сердце замереть.
За его спиной у парадных по-прежнему толпились жандармы, распорядитель аукциона и любопытствующие зеваки. Жаль, что он не остался вместе с ним…
— Ваша светлость, — я заставила себя сделать легкий кивок, словно мы просто обменивались учтивыми приветствиями.
Его
— Удивительно видеть вас здесь, — его тон был ровным, но что-то неуловимое в нем заставило меня напрячься. — Должен признать, я не ожидал этого.
— Я составляю компанию сэру Джону.
— Ах, вот как, — герцог улыбнулся, и улыбка не согрела его лица. — Они с Генри триумфаторы сегодняшнего вечера.
Я нахмурилась, пытаясь понять, кто такой Генри.
Герцог смотрел поверх моей головы куда-то вдаль, и я обернулась, перехватив направленный на меня взгляд толстяка-опекуна и маркиза Хантли. Должно быть, Генри — это его имя.
— Почему они триумфаторы? — невинный, казалось бы, вопрос вызвал у Норфолка реакцию, которой я совсем не ожидала.
Он сузил глаза, смотря на меня как на букашку, и злая, ожесточенная усмешка искривила его губы.
— Миледи изволит шутить, — процедил он сквозь зубы.
Его взгляд прожигал меня, и я невольно выпрямилась, будто это могло хоть как-то защитить меня от той волны презрения, что исходила от герцога.
— Или миледи действительно не видит связи между своими действиями и возвышением Хантли? Он теперь монополист на рынке — после того, как вы уничтожили мою репутацию. И лишь он может позволить себе приобрести выставленные на аукцион чертежи.
Я замерла и почувствовала, как горло сжимает невидимая петля.
— Я… я не знала, что все зайдет так далеко, — прошептала я, не выдержав его взгляда, и сжала кулаки, пытаясь удержать нарастающее волнение. — Вы ошибаетесь, если думаете, что…
Но герцог поднял руку, перебив меня.
— Я ошибаюсь только в одном, — сказал он жестко. — В том, что когда-то думал, будто вы другая.
Эти слова обожгли меня сильнее, чем любой другой упрек. Как будто он вырвал что-то изнутри и бросил мне под ноги. Я осталась стоять, потерянная, почти не дыша, в то время как Норфолк развернулся и ушел, и его фигура растворилась в толпе.
Чуть придя в себя, я поняла, что воздух вокруг меня стал тяжелым. Он будто бы сдавливал грудь. Чужие разговоры, смех и гулкий шум зала казались слишком громкими, слишком резкими. Я чувствовала на себе взгляды, хотя, скорее всего, их не было.
Я уехала, не став дожидаться продажи даже первого лота. Позорно сбежала. Можно сказать и так.
В экипаже, глядя на быстро сменяющиеся огни за окном, я крепко прижимала к себе накидку, как будто она могла защитить меня от слов Норфолка.
Он был прав. Я это знала. И это было самым невыносимым.
Где-то на половине пути я услышала пожарные гудки. Они пронзительно раскалывали вечернюю тишину, вызывая смутное беспокойство. Сначала я не придала этому значения, но чем ближе мы подъезжали к особняку, тем громче они становились.