Филарет - Патриарх Московский
Шрифт:
Царь «пожевал» губами, намереваясь возразить, но, видимо, не нашёл аргументов и снова уставился в снежную даль. И лишь спустя некоторое время он, глядя на текущую мимо него «воду» снежной долины, прерываемую островками близко к дороге подбиравшимся островкам одиноких деревьев и небольших рощиц, совершенно успокоился.
— Значит, как ты всегда говорил, не смотри на запад, смотри на восток?
— Да, государь. Там нет тебе покоя, любви и дружбы. С востока любви тоже нет, но хоть есть дружба. Там ты многим нужен, чтобы с тобой дружить. Например
— У Бек-Булата нет дочерей. А так бы, да, я бы с ним породнился. Он чингизид. Вся «Орда» сейчас под ним. С ним у нас мир-дружба. Его сына Саин-Булата я на Касимовское ханство посадил. Темрюк сразу предложил своих дочерей. Передал, что могу забрать их всех сразу и взять ту, которая понравится хоть второй, хоть пятой женой.
Царь рассмеялся, но потом сразу сделался серьёзным.
— «Моменто море2», — подумал я.
— Была у меня шальная мысль, сделать их тайными наложницами. Думал их в тех палатах, что тебе отдал, поселить. Как раз для гарема подходят, не считаешь?
— Ну… Может быть, может быть… И как?
— Передумал. Меня и так тогда во многих грехах винили, а я на церковников-стяжателей зол был, что они на соборе не согласились монастырские земли отдать в казну.
— А-а-а… Ну да, ну да… Слышал о таком.
— Это десять лет назад было, что ты мог слышать?
— Слышать — не видеть, можно и позже.
— Что? А-а-а… Ну да… Грек рассказал, — сказал и скептически хмыкнул царь.
— Тебе все сто статей собора пересказать?
— А, ну тебя, — махнул на меня Иван Васильевич. — Тебя не переспоришь.
— Так я с тобой, государь, и не спорю. Рассказывай про свой гарем. Интересно.
Он недоверчиво, словно недовольный попугай, вздёрнул правую бровь и глянул на меня.
— Да это я злил их только. Тогда я Сильвестра слушал. Тот всё про нестяжание говорил, а сам, падла3, торговал с иноземцами, и аки змей искушал мою Настюшку дорогими тканями заморскими, да мастерицами английскими. Через тот товар и травил её.
— Вряд ли он травил. Ткани ему англичане продавали, зная для кого он их берёт. Вот, где корень зла.
Я посмотрел на помрачневшего Ивана Васильевича и вернул разговор в прежнее русло.
1 — Ордер — приказ.
2 — Моменто море — помни о смерти.
3 — Падла — падаль.
Глава 28
Так, что про дочерей Темрюка?
— Салтан-Кул уже подходил с предложением послать сватов. Вон он с моим знаменем едет.
Царь показал на статного молодого воина, едущего верхом на вороном жеребце и поддерживающего полутораметровый шток с длинным прямым и скошенным вверх полотнищем, в центре которого изображался Спаситель, а на скосе — Ангел на крылатом коне.
— Одна у него сестра не замужняя осталась, самая младшая. Ей пятнадцать сейчас. Старшую Бек-Булат за себя взял ещё десять лет назад. Она ему одних сыновей рожала, да мало кто из них выжил. Вот и мои выживут
— Чьи? Её, или Анастасии?
Царь снова нахмурился. Что-то расстраиваю я его часто…
— Настины.
— Выживут, — уверенно сказал я. — Тебя переживут.
— А мне сколько жить? — вдруг спросил он, глядя в снежную даль и, вроде, как бы, не обращаясь ко мне конкретно.
— Ещё двадцать пять лет проживёшь, — сказал я.
— Значит, успею увидеть, как наследники вырастут?
— Успеешь, — подтвердил я и вздохнул.
— Чего вздыхаешь, провидец? — скривившись, спросил он. — Тяжка твоя доля?
— Тяжка, государь-батюшка.
— А я сразу тебя понял, Федюня. Понял, что ты видишь то, что другим не дано — будущее. А знаешь, как понял?
Он смотрел на меня пристально-пристально, словно пытался проникнуть взглядом своих тёмно-серых сейчас глаз в мою суть. День был солнечный и глаза уставали от отражённых от снега лучей дневного светила. Но мне хотелось их закрыть не от солнца, а от напряжённого взгляда собеседника. Я кивнул.
— Потому, что ты точно знал, когда царица умрёт! И это не из-за предсказания волхвов. Ты сам знал «когда», и был рад, что Настя пережила этот день! Но потом я увидел твоё страдание, когда ты понял, что спасти её не сможешь и горе, когда это всё произошло. Я почувствовал это горе. Не страх передо мной, а горе. Страха у тебя не было. Ты сам шёл на заклание. Как Ной шёл на заклание своего сына, обещанного Богу. И этого я не забуду никогда. Ведь я хотел убить тебя, когда просил подойти. И ты знал это! Но подошёл. Знал ведь?
— Знал, государь.
— И я теперь знаю, что ты знал, что я не убью тебя. Знал ведь?
Помолчав и обдумав ответ, я сказал:
— Предполагал, но полной уверенности не было. Будущее можно изменить. Я очень боялся.
— Иисус тоже знал, что воскреснет, но полной уверенности у него тоже не было, и он тоже боялся.
— Я не мессия и даже не пророк, государь, и тем более не Господь Бог. Я простой человек, которому открыто чуть-чуть больше, чем другим. Чуть-чуть, государь. Всего лишь чуть-чуть больше. И тогда… Я очень боялся, потому что подвёл тебя и у тебя было право меня убить.
— Не думаю, что ты подвёл меня. Раз так случилось, значит так угодно Богу, а значит так угодно мне. Ты же понимаешь, что браки правителей, это игра. Игра, подобная шахматам. И, как не печально это признавать, все мы фигуры на этой доске. И не я играю вами, а Бог играет моими руками, ибо нет у него иных рук.
— Все мы руки Бога, — поправил я, — но гордыня есть, говорить сие.
— И снова верно сказал, — вздохнул и покивал головой царь, о чём-то задумавшись.
Мы надолго замолчали и меня уже стало клонить в сон, когда до меня вдруг «дошло», что государь уже сделал выбор будущей жены. Открыв глаза, я обернулся и посмотрел на горделиво ехавшего сразу за повозкой с гробом Анастасии сына Темрюка Салтан-Кула и на трепещущее над его головой знамя с изображением Спасителя и Ангела.