Филфак
Шрифт:
– Стоять! – верещит вахтёрша, вскочив со стула, и подозрительно осматривает меня с ног до головы своими рыбьими глазками. – А ты кто такой?
– Первый парень на деревне. —Меня коробит от этой морщинистой генеральши в юбке, а ещё больше – от перспективы задержаться здесь надолго. – Неужто не признали, Марья Ивановна?
– Да я… да ты… – пыхтит, как паровоз, вахтёрша, отчего выглядит ещё более нелепо.
– Мария Ивановна, это Соколов. Тот самый, – спешит сгладить углы Аня, усердно дёргая меня за рукав. – Илья, ну ты чего?
– Тот самый – не тот самый! –
Сгораю от желания развернуться и последовать дельному совету: это всё не моё, не для меня! Господи, как же хочется уже всё вспомнить, чтобы перестать офигевать от каждого шороха!
– Это, конечно, не моё дело! – Румянцева чешет по лестнице, продолжая отчитывать меня, как безмозглого первоклашку, на весь пролёт. – Но нужно быть полнейшим идиотом, чтобы, живя в общаге, приобрести в лице коменданта главного врага. Ну почему ты ей сразу не показал этот дурацкий пропуск? Зря я, что ли, бегала по всему универу, чтобы вовремя успеть восстановить тебе все документы.
– А тебе не тошно пресмыкаться перед такими, как эта Мария Ивановна? – усмехаюсь в ответ, лениво разглядывая странные надписи на стенах и идиотские рисунки мужских гениталий. Тоже мне, будущие педагоги! – Вместо коллекционирования студенческих лучше бы жильцов запрягла стены вымыть.
– Нам сюда, – отчаянно вздыхает Аня и сворачивает к длинному коридору, чем-то напоминающему больничный: такие же наполовину выкрашенные тёмно-зелёной краской стены, множество похожих дверей и бьющие в нос запахи. Вот только если в отделении пахло хлоркой и стерильностью, то здесь воняет старыми залежалыми вещами и прокисшим супом, дешёвым средством от тараканов и неустроенностью. Невольно прикрываю нос тыльной стороной ладони, с ужасом понимая, что так в скором времени будет вонять и от меня.
– Здесь кухня, – щебечет Румянцева, не обращая внимания на въедливые ароматы. – Там душевая, а за ней прачечная.
– Можно сдать вещи на стирку?
– Скорее постирать самому, – ухмыляется девчонка. – Готовить, кстати, тоже придётся самому. Умеешь?
– Разумеется, – вру, придав голосу излишней самоуверенности, и сожалею, что не остался в больнице.
– А вот и твоя комната. – Пуговица тормозит возле неприметной двери с номером 234, не решаясь зайти.
– Чувствуешь? – Веду носом, улавливая в воздухе съестной аромат, на сей раз не кислый, не мерзкий, а вполне себе аппетитный.
– Время обеда, – разводит руками Аня. – У тебя в холодильнике есть яйца и пельмени. На сегодня хватит, а завтра сходим в магазин. – Согласен?
– Согласен!
Заручившись моим кивком, Румянцева изо всех сил колотит кулачком в дверь.
– Ты чего делаешь? – Недоуменно хлопая глазами, достаю из кармана ключи. – Хозяин комнаты здесь, перед тобой.
– Ой! – Аня виновато смотрит на меня. – Я забыла тебе сказать, что ты живёшь не один, а с Мишей.
– С каким ещё Мишей? – настороженно уточняю: всё это похоже на дурной сон, которому ни конца, ни края.
– С Петуховым, – преспокойно отвечает Аня.
Ответ,
– Давай, я задам вопрос по-другому. – Дабы удостовериться, что я ни фига не с шальной планеты, хватаю Румянцеву за плечи и, жадно елозя по ней взглядом, уговариваю мужика внутри себя проснуться. – Почему я живу с Мишей, а не с Катей или Мариной, например?
– Не знаю. – От неожиданности распахнув глаза, Аня трепещет в моих руках и сбивчиво пытается оправдаться. – Я не в курсе, как у вас тут всё устроено, правда.
– У кого «у нас»? – голос дрожит, как и руки, всё крепче сжимающие хрупкие плечи.
– Илья, успокойся. Миша хороший. Вот увидишь, он тебе понравится.
– Понравится? Мне? – Теперь ясно: долбанные джинсы в обтяжку на мне неспроста. – Ты серьёзно?
– Конечно! Если бы не он, я бы только-только собрала твои вещи, а Миша с ходу сообразил, что нужно и где искать. Илья, я тоже думаю, что лучше тебе с ним пожить, чем одному.
– Но я не хочу! – Как чумной, снова зарываюсь носом в мягкие волосы Румянцевой, нескромно прижимая её тело к своему, всё ещё мужскому, и шепчу: – Я не такой, понимаешь?
– О, а вот и вы! – Скрип двери сменяется бодрым мужским голосом, вынуждая меня отпустить девчонку.
– Илья, это Миша, – суетится Аня, стараясь не смотреть на меня. Да и щёки Румянцевой горят огнём.
Заторможенно перевожу взгляд в сторону Петухова. Рыжий, конопатый, высокий, как жираф, и немного сутулый, он с кривой ухмылкой смотрит на меня, а в моей голове яркими вспышками мелькают картинки из прошлого: захламленная квартира, рыжая шевелюра, нос в веснушках и мой кулак, жаждущий крови. Кого я бил? Рыжего? Или, напротив, заступался за него. Не помню. Хоть убей, ни черта не помню. Но что рыжая каланча в моей жизни была – это факт!
– Здорова, Сокол! – басит парень и заключает меня в объятия, со стороны, конечно, дружеские, но я-то знаю, что скрывается за ними. Наверно, поэтому шарахаюсь в сторону, брезгливо скидывая с себя руки Петухова.
– Не помнишь меня? – хохочет придурок и подмигивает Румянцевой. – А я тебе не верил, Анька! Ну ничё, справимся!
– Вот и отлично! – шелестит девчонка, поправляя на плече рюкзак. – Я тогда побегу, а то дел много.
Умоляюще мотаю головой, чтобы Аня не смела оставлять меня одного в этом дурдоме, но Румянцева продолжает смущённо избегать меня. Ну, конечно, чувствует себя третьей лишней!
– Лады, – кивает Петухов. – А мы тогда пообедаем. Сокол, я пельмени твои сварил, ты ж не против?
– Пельмени? Да. То есть нет, – продолжаю буравить взглядом раскрасневшиеся щёки Пуговицы. – Аня…
– Илья, —перебивает меня девчонка. – Номер телефона у тебя мой есть. Если что понадобится, звони. А пока оставляю тебя Мише. Не скучайте, мальчики. Ладно?
– Да не боись, Анька! – чешет репу Петухов. – Я быстро нашему Соколу мозги вправлю, вот увидишь!
– Вот и хорошо! – Румянцева хлопает себя по бокам и не прощаясь убегает. А я смотрю ей вслед с какой-то непередаваемой тоской, мечтая снова всё забыть.