Филин с железным крылом
Шрифт:
Короны, короны… Все всегда крутится вокруг них. Что, если Леферу и тем, кто за ним стоит, понадобилось надеть корону не на Антию, а на кого-то посильнее девчонки с окраин?
Верн усмехнулся про себя. Подарить Ардиону трон Таллерии – нет, ну бред же. Сделать Антию наживкой, которая выдернет его в новый мир? Это невозможно.
Но что-то грызло Верна, не позволяя отбросить эту мысль до конца.
Два
Бунтарка Гента держалась с равнодушием марионетки, как и все остальные. Антия почти видела ниточки на ее запястьях. Надо молиться – и она послушно складывала руки. Надо класть на жертвенник очередной цветок – и она клала. Антия подумала, что среди этих цветов наверняка есть какие-нибудь дурманящие: вот больше никто не кричит, не сопротивляется и не пытается сбежать. Все просто спокойно делают то, что должны, – и Антия тоже делает, и ее волнение притупилось и улеглось.
По вечерам, когда в доме стихали шаги и голоса, Антия слышала плач. Утром у девушек были бледные лица с мазками болезненного румянца и покрасневшие от слез глаза.
Верн больше не прилетал. У него, должно быть, нашлись дела поважнее и поинтереснее. Лефер смотрел на Антию так же, как и на всех остальных девушек, со спокойным сочувствием. «Хоть бы какую весточку от дяди Бриннена получить», – думала Антия, но, разумеется, посланий не приходило.
Родственники избранных дев не имели права на встречи и общение до отправки в пирамиду Ауйле. Антия всегда думала, что это невыразимо жестоко: знать, что твой родной человек еще жив, и не иметь возможности написать ему хоть слово, хоть букву.
Хотя родные Вильмы, должно быть, просто радовались. Антия знала, как обстоят дела в многодетных семьях на окраине. Мало того, что избавились от лишнего рта, так еще и озолотились, и выбьются в люди. Вильма, единственная из всех девушек, была хоть сколько-то живой. Кажется, ее искренне радовало то, что скоро все закончится.
Антия даже представлять не хотела, чем ее настолько измучила жизнь.
В день искупления девушек разбудили ранним утром. Ночью снова прошел дождь. Выйдя из здания и ежась от сырой прохлады, Антия слышала, как за оградой шелестят голоса.
Горожане пришли провожать избранных дев. Там был и дядя Бриннен – Антия не видела его, просто знала, что он пришел.
«Я вернусь, – пообещала она, словно он мог ее услышать. – Я обязательно вернусь».
Жрецы и слуги повели девушек к пирамиде. Высокие двери были открыты настежь, и Антия видела десятки ламп, заливавших зал Неба. Лефер шел рядом с Антией, и она услышала едва уловимый шепот:
– Идешь последней. Считаешь ступени и ведешь правой рукой по стене. Пятьсот пятая, выступающий камень. Нажимаешь, открывается тайник.
– Я поняла, – ответила Антия таким же шепотом. Лефер кивнул.
– Когда все начнется, держись справа.
Они вошли в зал Неба – огромный и совершенно пустой. Ни статуй, ни картин, лишь золотые светильники
Далеко-далеко ударили в гонг. Девушек выстроили в ряд перед узкой лестницей, и Антия снова ощутила, как в ней просыпается ужас – липкий, знобящий, тот самый, который жил с ней уже восемь лет.
«Держаться справа», – напомнила она себе.
Лестница казалась распахнутой пастью. Гладкие ступени сверкали так, словно по ним никто не ходил с самого начала времен. Они убегали в темноту, и Антия почувствовала, как волоски на руках поднимаются дыбом.
– Сегодня мы провожаем вас в путь к Великому Киту, – произнес Лефер, и Бейла всхлипнула. – Пусть будет легка ваша дорога. Совсем скоро вас примет Ауйле и усадит рядом с собой в вечном блаженстве. Весь мир сейчас благодарит вас за ваш подвиг.
Он поклонился девушкам и с искренней горечью проговорил:
– Бейла, вы первая.
Бейла шмыгнула носом и медленно двинулась к лестнице. В своем белом платье она казалась покойницей, которая возвращается в могилу.
Лефер называл имена, девушки шли к ступеням, и Антия чувствовала, как у нее начинают неметь ноги. «Пятьсот пятая ступенька, – повторяла она, глядя прямо перед собой. – Пятьсот пятая».
Когда Лефер назвал ее имя, Антия поняла, что не может сделать и шага – все в ней окаменело от ужаса. Впереди была тьма. Видя ее замешательство, жрецы торопливо подошли и, подхватив Антию под руки, повлекли ее к лестнице.
Первая ступенька. Вторая.
Антия встрепенулась, опомнилась. Надо было взять себя в руки и вести пальцами по гладкому розовому мрамору облицовки, чтобы не пропустить тайник. Если она будет тратить время и силы на слезы и страх, то ничем хорошим это не кончится.
Чем ниже спускалась Антия, тем темнее становилось вокруг. Шаги девушек шелестели, таяли – Антии казалось, что впереди, там, где еще белело платье Майры, уже никого нет.
Сто шагов. Сто десять. Сто двадцать.
Тьма окутала Антию тяжелыми крыльями, и ей показалось, что она ослепла. Открывай глаза, закрывай – ничего не изменится. Не стало ни пирамиды, ни девушек, ни Великого Кита, который лежал далеко внизу. Антия снова бежала по подземному ходу, захлебываясь слезами и собственным ужасом, и Бриннен тащил ее за руку. Антия знала, что он лишился ног, когда разминировал один из домов во время войны, и, глядя на него, испытывала страх, смешанный со стыдом. А когда они спасались из дворца, стыд ушел. Ничего не осталось, кроме страха.
– Сто тридцать, – прошептала Антия, не отрывая руки от прохладного мрамора. – Сто тридцать один.
Она стала лодкой, плывущей сквозь тьму. Шелест шагов казался плеском волн. Во рту поселился кислый металлический привкус.
Когда во тьме за ее спиной появился кто-то еще и чужие пальцы сжались на левом запястье, Антия не закричала только потому, что осела на ступеньку, почти теряя сознание. Сердце, кажется, рухнуло куда-то в живот.
– Тихо, – мягко шепнул Верн. – Тихо, это я.