Философия бунта

Баталов Эдуард Яковлевич

Революционизирующая роль политических и культурных потребностей возрастает в условиях относительного удовлетворения некоторых «первичных» экономических потребностей тем более, что та самая новая техника и те самые новые условия труда, которые позволяют капиталу удовлетворить эти потребности, не только не ведут автоматически к устранению политического и культурного отчуждения пролетария, но, напротив, могут даже усугублять эти виды отчуждения, хотя и придают им более завуалированную форму

[Комментируя книгу американского публициста Стадса Тёркела «Улица разделения: Америка», С. Вишневский пишет: «В миллионах «средних» семей вечера проводятся за молчаливым созерцанием телевизионных программ. Оговоримся: не всяких программ.

В определенные, весьма ограниченные часы по некоторым телевизионным каналам передаются интересные, содержательные шоу, дающие пищу для ума… Но, как мне разъяснили в Лос-Анжелесе руководители телекорпорации Си-би-эс, «шоу со смыслом» – не для «среднего класса». Для него предназначен весь основной неудержимый поток телепередач, напичканных револьверными выстрелами, глуповатыми кривляниями комиков, пустопорожними диалогами мелодрам и «мыльных опер». – Человек из «среднего класса», – пояснил мне вице-президент корпорации, – устал и измотан, вернувшить домой после напряженной работы и долгой езды на машине. Он не в состоянии интересоваться высокими материями, не может и не хочет углубляться в серьезные размышления. Все, что ему нужно, – фан (забава). Беда в том, – справедливо добавляет С. Вишневский, – что «фан» не обогащает духовно человека, а принижает, выхолащивает его ум» [97].].

«Сытость», таким образом, не делает пролетария более счастливым, ибо существование его продолжает оставаться, как и прежде, необеспеченным – с той лишь разницей, что эта необеспеченность проявляется теперь не столько в непосредственном физическом, сколько в политическом и эстетическом голоде. Удовлетворение этого голода отнюдь не роскошь, каковой оно может показаться, например, материально необеспеченному пролетарию, не имеющему куска хлеба. Потребности всегда исторически конкретны, всегда вплетены в совершенно определенный социальный контекст, исходя из которого только и может быть адекватно определен подлинный смысл той или иной потребности.

Революционизирующая роль политических потребностей в современном капиталистическом обществе определяется еще и тем немаловажным обстоятельством, что в условиях противоборства двух мировых систем техника, позволяющая обеспечить сравнительное экономическое благополучие рабочего, одновременно способствует укреплению позиций военно-промышленного комплекса и может быть использована как средство разрушения и уничтожения цивилизации, не говоря уже о разрушении достигнутого «счастливого материального существования». При таком положении дел вопрос об участии рабочего класса в политической борьбе становится уже не только вопросом, связанным с положением рабочего в существующем обществе, но и вопросом жизни и смерти в прямом смысле этого слова.

То, что осознание именно политического и культурного бесправия может выступать в качестве побудительного мотива современных антиимпериалистических по своей общей направленности движений, ясно показывает само движение «новых левых», которое было стимулировано не экономическими мотивами, а осознанием неудовлетворительности политического и культурного положения основной массы трудящихся капиталистических стран. В этом заключался прогрессивный момент этого движения, хотя здесь же следует отметить, что акцентирование политических и культурных требований вылилось у «новых левых» в игнорирование вопроса о необходимости изменения отношений собственности в современном капиталистическом обществе.

Рассуждая о нивелировании потребностей буржуазии и пролетариата, Маркузе совершенно не учитывает увеличение революционизирующего потенциала политических и культурных потребностей, полагая, что все определяется наличием «двух машин» и «трех телевизоров». С этой точки зрения получается, что «ныне человек живет «хлебом единым» и если его – как собаку – вовремя кормить и не раздражать во время еды, он никогда не вступит уже на опасную стезю бунта против властей предержащих» [98]. Но если оказывается, что человек жив «не хлебом единым», если политические и эстетические потребности не только не «погашаются» «подкармливанием»,

а, напротив, только стимулируются им и если буржуазия оказывается совершенно неспособной удовлетворить их, то ни о каком нивелировании потребностей (взятых в их целостности) буржуазии и пролетариата не может быть и речи. А следовательно, не может быть и речи об утрате пролетариатом как исторически развивающимся классом его революционно-освободительной роли.

Но в таком случае обнаруживается иллюзорный характер требования Маркузе об изобретении «новых», «подлинных» потребностей, которые «вывели» бы рабочий класс за пределы «континуума репрессии», обеспечив ему «критическое пространство»; обнаруживается анархистско-утопический характер его призыва «создать» эти «новые» потребности на базе «радикального» разрыва со старыми потребностями, ибо политические и эстетические потребности, о которых идет речь, не взращиваются «социальными критиками» в тиши кабинетов, они порождаются самой историей революционного движения и классовой борьбы – самой жизнью. С другой стороны, между политическими, культурными и экономическими потребностями нет пропасти: они тесно переплетены друг с другом и генетически, и функционально, они вырастают друг из друга. Более того, как отмечалось выше, возрастание революционного потенциала тех же культурных потребностей становится возможным только на базе удовлетворения «первичных» экономических потребностей. Если представить, что в силу какого-то стечения обстоятельств в развитых капиталистических странах произойдет резкое падение экономической конъюнктуры, то культурные потребности снова отступят на второй план, а потребность в хлебе насущном станет вновь основной потребностью, революционизирующей класс наемных тружеников.

Разумеется, изменение революционизирующего потенциала различных форм капиталистического отчуждения, в частности усиление революционизирующего потенциала политических и культурных потребностей, не означает перемещение основного противоречия между рабочим классом и буржуазией из сферы базиса в сферу надстройки – положение, выдвигаемое некоторыми идеологами «новых левых», в частности Сартром

[«На смену старой движущей силе революции, какой была голая нужда, – говорил он, – пришло новое требование – требование свободы… Теперь на первом плане стоит уже не проблема собственности, а проблема власти. В потребительском обществе теперь уже больше не требуют прежде всего обладания, а требуют прежде всего участия в принятии решений и в осуществлении контроля» [99]. ].

Всячески подчеркивая тенденцию к росту экономического благосостояния трудящихся в развитых капиталистических странах, идеологи «новых левых» не замечают, что в этих странах действует и другая тенденция, которая не позволяет говорить о том, что перед рабочим классом здесь уже не стоит никаких экономических проблем, что в экономическом отношении он обрел «счастливое сознание». Речь идет прежде всего об изменении самого характера и условий труда на капиталистическом предприятии. Внедрение новейшей техники и совершенствование технологии неизбежно ведут в условиях капитализма к интенсификации труда, к возрастанию затрат психической энергии, к росту неудовлетворенности работника своим трудом, поскольку последний включает все меньше элементов творческого характера, к неуверенности представителей «традиционных» профессий в своем будущем. К этому надо прибавить такой существенный момент, как увеличение разрыва между темпами роста интенсификации труда и роста заработной платы.

Усиление революционизирующего потенциала политических и культурных требований эксплуатируемой массы ни в коем случае не означает снятия проблемы собственности или перемещения противоречий между эксплуататорами и эксплуатируемыми из сферы базиса в сферу надстройки. Оно свидетельствует лишь о видоизменении проявления этого противоречия. Оно связано с изменением состава рабочего класса, с ростом его образовательного уровня (процесс неизбежный в условиях научно-технической революции), с вовлечением в его ряды новых поколений.